День памяти воинов-интернационалистов.
Юрий Мадыгин за исполнение интернационального воинского долга в Афганистане награждён орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги», орденом «Слава воину-афганцу» и медалью «Командиры победы. В.Ф. Маргелов. Слава. Долг. Честь». За этими простыми, не самыми эмоциональными словами – десять месяцев невыносимой жары, пота, боёв среди камней и пыли, крови, боли, смерти… Я слушаю рассказ, рассматриваю старые фотографии и как будто вместе с Юрием Николаевичем вижу искажённое от боли лицо раненого товарища, слышу пулемётные очереди, разрывы гранат и треск вертолётных лопастей. В этом рассказе всё как будто вчера…
«…В Афганистан нас божья воля занесла…»
1986-й год. Студент Свердловского автодорожного техникума Юрий Мадыгин парнем был спортивным, совершал прыжки с парашютом на аэродроме в Логиново. Поэтому в Егоршино, когда призвали в армию, распределение было однозначным: в десант. Поближе к дому такой учебки не было, поэтому отправили в Печоры Псковской области, около самой Эстонии. Так Юрий оказался в войсках спецназа Главного разведуправления.
А после учебки – распределение в части. Солдатам предложили: хотите на Кубу? Кто же не хочет на Кубу! Написали заявление, что готовы интернациональный долг выполнять – и в самолёт. Первая посадка – в Ташкенте, и первое сомнение: почему Азия? Сержант лукавит: на дозаправку сели. Из Ташкента – в Чирчик, выдали зимнее-летнее обмундирование, всё как полагается. И даже тогда никто из пацанов ещё не догадался об обмане. Им же все завидовали: шутка ли, на Кубе служить будут!
А в пять утра всех подняли на построение:
– Приветствуем вас, вы поступили в распоряжение сороковой армии Туркестанского военного округа!
И отправили их, никого не спрашивая, не за океан, а «за реку», в Афганистан.
ИЛ-76 приземлился на военном аэродроме в Кандагаре, привёз двести новобранцев. А там уже их ждали почти столько же «дембелей», которым они и прибыли на замену. В пять утра – 10 градусов тепла. К десяти часам – уже 35. А после полудня – под 50. Чужая земля встречала неласково. Жара запредельная, особенно для уральских парней. Воды мало, и та невыносимо отдаёт хлоркой.
Два дня адаптировались на пересылочном пункте под Кандагаром, потом – новое распределение. Юрий оказался в разведроте легендарного 186-го Шахджойского отряда специального назначения.
– Почему он легендарный? – перебиваю, не утерпев.
В то время из США душманам стали поступать переносные зенитно-ракетные комплексы – стингеры, у которых было 96-98% попадания в цель. Батальон, где служил Юрий, «взял» три стингера. И за всё время существования в нём не было ни одного бойца, попавшего в плен.
«…Проклятый, дикий, горный край. Приказ простой: иди вперёд…»
Основная база батальона располагалась в Шахджое (провинция Заболь). Жили в мазанках, которые сами и строили из снарядных ящиков. Забивали глиной, вкапывали в землю, и через полчаса на палящем солнце была готова каменная стенка. Привыкли постепенно и к дневной жаре, и к ночному холоду. Армейская жизнь шла своим чередом. Даже на войне были маленькие радости. Например, свой «кинотеатр», который называли «Ветерок». Из мазаных кирпичей сложили стенку, из простыней сшили экран. Было в батальоне два фильма – «Люблю. Жду. Лена» и «Ленин в Октябре». И как только включали кинопроектор, соседняя батарея в охране батальона начинала артподготовку. Но слова всё равно знали наизусть…
Юрий был в группе радистом (одним из двух) радиостанции малой мощности – это «глаза и уши» всей десантной группы. Была у них геологическая рация «Ангара-1», работала безотказно, сигнал брала в любых условиях.
Первый боевой выход. Происходило это обычно так: группа (до 20 человек) загружалась в два Ми-8 (транспортный вертолёт) и высаживалась в горах, ближе к границе с Пакистаном, откуда шли колонны с оружием и наркотиками. В течение 5-6 дней десантная группа находилась в засаде, цель – обнаружить караван. Все передвижения у «шурави» (советских военных) происходили ночью, потому что, по неписаному закону, у местных как раз после захода солнца активная жизнь заканчивалась. Делали себе «кладки» из камней, в которых лежали не шевелясь, даже не поднимая головы, по нескольку часов, чтобы не дать себя обнаружить.
Первый обстрел, конечно, запомнился. Лежали в «кладке». Сзади, как стена, почти вертикальный каменный утёс. Вечер. У мусульман начался намаз, вдруг в отдалении – выстрел, и снаряд разрывается метрах в семи. А потом, как показывают в кино, на голову начинают падать камни, сыпаться песок. Что чувствуют парни, впервые оказавшись в такой переделке? И пошевелиться нельзя! Потом ДШК (крупнокалиберный пулемёт) начинает стрелять по утёсу разрывными. Камни градом, пыль столбом. Только это было совсем не кино. Откуда «духи» узнали местоположение группы? Но в этот раз всё обошлось, вызвали вертолёты, собрались и ушли без потерь.
За третий выход Юрий Мадыгин награждён медалью «За боевые заслуги».
– В восьми километрах от Пакистана попали в засаду, – рассказывает он. – Надо было спускаться с горы и уходить. Автоматчикам легче, а у меня радиостанция. В вертолёт запрыгнул уже последним. «Вертушки» поднялись и пошли на базу. В воздухе уже пилоты проверяют личный состав на борту. Если группа вся в сборе, летят домой. В этот раз оказалось: нет троих бойцов. Разворачиваемся обратно, хотя уже километров на двадцать отлетели. Получилось так, что сбоку по ребятам шпарил ДШК, а у них только автомат, даже головы не поднять: стопроцентная мишень. Они и залегли в камнях. И мы летим осторожно, «духи» нас пока не видят. А мы их засекли и «сняли», парней забрали. Тоже без потерь тогда обошлось.
…Один раз встречали колонну из Союза. 800 машин везли в Кандагар оружие, продукты, топливо. Заходили и в Шахджой, и в Газни. Когда встречали советскую колонну, на 40 километров выставлялись блок-посты, предупреждали местных в кишлаках – чтобы никаких выстрелов. А если не подчинялись, приказ: уничтожить.
И вот колонна идёт, а из кишлака ударили из стрелкового оружия. Сразу по рации передают его координаты, из Кандагара вылетает авиация – Су-25 с ракетами «воздух-земля». И неважно, что в кишлаке, кроме душманов, и женщины, и дети. Заходят на боевой курс – удар – только пыль над кишлаком поднялась. Пыль осела – кишлака нет. Было и такое…
«…Лишь матернут запёкшиеся губы с горы в упор хлестнувший пулемёт…»
Всего у Юрия было шесть боевых выходов и два блок-поста. Провёл он на афганской земле чуть меньше года, и служба прервалась.
– Перед последним выходом нарушили с другом негласное правило: нельзя было бриться и делать фото. А мы сфотографировались. И меня ранило, а через две недели и его. Их группа попала в засаду.
Мы обосновались со вторым радистом на горе, он развернул радиостанцию. Остались с ним наверху, а группа ушла вниз, за гору. Спустился за водой к роднику у подножия. Обратно поднимаюсь – пулемётная очередь прямо в спальный мешок. Они думали, там человек. Укрылся за большим валуном, кричу: Вова, передавай сообщение. Он с рацией за выступом, за линией огня. Только вышел на наших – такой шквал обрушился! Пулемёты! А наши снизу не видят, только выстрелы слышат, думают, это мы прикалываемся.
И тут Вовка как закричит! Смотрю: он весь в крови. Пуля рикошетом от камня – и в него. Мне в госпитале потом врач показал: 14,5 калибр, палили из ЗГУ (зенитная горная установка). Пуля вошла в предплечье, оттуда через лёгкое в печень и застряла в почке. Ору ему: откатывайся! Он вниз покатился, а мне непонятно, координаты авиации передал или нет. Перестреляют нас сейчас или нет. До той выемки с рацией мне по склону метров семь. А «духи» всё стреляют, чего ждать? Выскочил – и тут очередью мне в ногу. Как ломом ударило, стопа сразу онемела. Скатился за валун, из приклада перевязочные пакеты достал, замотал, промедолом обезболил, координаты передал.
И слышу: миномёт подключился, рядом ударило, и осколком, видимо, меня зацепило. Командир группы кричит: собирай станцию и выбирайся! И больше не помню. Потом очнулся – парни на плащ-палатке уже волокут. Нас – в вертолёт, потом, когда сели, в нём восемь пробоин насчитали. Здорово я тогда испугался: лёгкое пробито, вдохнуть не могу, потом ещё кровь изо рта пошла. И нас сразу в Кандагар, в госпиталь. Позднее сказали, что если бы мы не передали авиации сведения и наши зашли за ту гору на перекрёсток, их всех бы положили.
Потом перевели в Кабульский госпиталь. Там в соседней палате лежал Руслан Аушев. На 7 ноября приезжали артисты – Иосиф Кобзон, Сосо Павлиашвили и другие. В Ташкент ехать отказался, чтобы родителям не сообщили. А маме написал: поехал в командировку за оборудованием. Но она-то писала по старому адресу, и ей оттуда ответ: адресат отсутствует. У неё ноги отнялись, когда прочитала. Мне после госпиталя дали отпуск на 45 суток на родину с переосвидетельствованием и дальнейшим прохождением службы. Месяц ещё пролежал в Свердловском военном госпитале, а там комиссовали. Так что вернулся в Камышлов и встречал из армии всех наших парней, хотя уходил позже всех.
– Потом много раз мне говорили: мы вас туда не посылали. Горько слышать о том, что это якобы была чужая, ненужная война. Нас никто не спрашивал, выполняли приказ. И защищали своё Отечество. Не хотелось бы, чтобы лет через 15-20 родственники Александра Прохоренко, Олега Пешкова и других героев Сирийского конфликта услышали, что эта война тоже была бесполезной. Поэтому хорошую работу делают наши тренеры и физруки Андрей Огородников, Константин Штульберг, Александр Артамонов, Владимир Лугвин, Илья Никулин и другие, воспитывая в сегодняшних мальчишках волю, силу духа…
В Кабульском госпитале не выдавали обмундирование. Поэтому у Юрия Николаевича со службы не осталось ни парадной формы с аксельбантами из парашютных строп, ни повседневной афганки. Только шрамы от пуль и осколки в лёгких, боевые награды да старые фотографии. И – воспоминания о тех нескольких месяцах в Афгане, которые были тридцать лет назад, а будто вчера…
Галина ШИПИЦЫНА
© Редакция газеты «Камышловские известия»
