Нас, детей, в семье было трое: старший брат Гриша, я и сестренка Света, которой к началу войны едва исполнился год. В 1941-м я пошла в школу, брат продолжал учебу в 4-м классе.
Поначалу нас определили в школу № 2 (теперь это здание начальных классов школы № 1). Но вскоре ее заняли под госпиталь для раненых, а мы отправились в школу № 60 (сейчас здесь ООО «Строитель»). Она находилась почти в бору, высокие мачтовые сосны подступали близко к городу. «Хозяевами» в ней были дети железнодорожников, а мы — «квартиранты».
Впрочем, обиженными себя не считали, жизнь шла своим чередом: уроки, домашние задания. Отец изредка заглядывал в наши тетради. Иногда я слышала скупую папину похвалу «Молодец!». Было приятно, что отец заметил мое старание.
Во второй класс пошла — папы с нами уже не было. Летом 1942-го он отправился на фронт. Мы с братом каждый день заглядывали в почтовый ящик: нет ли письма. Они приходили редко, были короткие. Папа в основном спрашивал, как учатся Гриша и Зина, как растет его младшенькая Света. О себе — совсем немного: жив, здоров, воюет.
И вот однажды, в декабре 42-го, к нам зашла почтальонша — сама, что бывало нечасто. Мы с братом были дома. Молча взяли в руки конверт, подписанный чужим почерком. Оставшись одни, развернули письмо…
Всё. Отца больше нет. «Погиб смертью храбрых при защите Сталинграда». Наревевшись, мы решаем не показывать письмо маме. Спрятали его подальше, молчим. День, два молчим, неделю. А случилось так, что официальное извещение о гибели батальонного комиссара Гашева Ильи Терентьевича пришло позже, как раз в тот день, когда мама была дома…
Теперь наша жизнь разделилась на две неравные части: до войны, когда отец был жив и когда все было прочно и основательно, и после его гибели, когда мы, трое его детей, остались полусиротами, мама — вдовой. и все мы полной мерой хлебнули лиха.
Не буду повторять того, что было писано раньше другими людьми: недоедание, вечная забота матери, во что одеть, во что обуть, как обогреть.
Вот насчет обогрева. На зиму мы запирали две наших комнаты и все вчетвером ютились на кухне, благо, она была не таких мизерных размеров, как позже в «хрущевках». Недаром, видимо, в 60-х годах появился анекдот насчет того, что при Н.С. Хрущеве соединили туалет с ванной, попытались было соединить потолок с полом, но не успели.
Вернусь на нашу кухню. Площадью она была метров 12 с лишним, правда, треть ее занимала печь. Это была совершенно необыкновенная печь. Тепло к ней шло от небольшой плиты, зато весь дымоход располагался под выложенной красным кирпичом площадкой примерно полтора метра шириной и такой же длиной. Представляете этакий горячий просторный «аэродром»? Он и спасал нас в долгие зимние вечера. Здесь мы грелись, придя с мороза, здесь ужинали, учили уроки, благо, могли поместиться все.
А я любила забираться на шкаф, который стоял впритык к печи, над головой висела электрическая лампочка, и вот тебе все удобства — тепло, светло. Читай, учи уроки, только писать неудобно, тетрадь на коленях приходилось держать.
На плите готовили пищу. Самым лакомым блюдом у нас, ребятишек, были «пудинги Блинкинса» — нарезанные картофельные пластики, испеченные прямо на плите. Почему пудинги? А мы в то время начитались книг Ч. Диккенса. По-моему, это кто-то из его героев все мечтал полакомиться пудингами, которыми потчевал какой-то Блинкинс. Вот и дали в шутку нашей немудрящей еде такое изысканное название. Надеялись, от этого вкуснее станет… Впрочем, картошка пластиками всегда шла на ура.
Дом № 262 по ул. Энгельса, где мы жили, нынче превратился в развалину, но мне кажется, та печь еще стоит невредимая. Очень уж она была прочна. Через годы, став взрослее, я часто думала: а что было бы, если б не школа? Как бы жилось нам, детям войны? Ведь все, что тогда было светлого, хорошего, связано с ней. Зимой пробежишь в рваных валенках по морозу до школы — так это же всего 15-20 минут. А в классе тепло, рядом подружки. На уроках каждый день — что-то новое, интересное. Анна Михайловна, пожилая строгая учительница, за плохое пожурит, за хорошее дело похвалит. В перемену у нас все игры в коридоре: поем, хороводы водим.
А как хорошо с наступлением весны! Школу обступают вековые сосны, воздух — не надышишься. В перемены, бывало, в догонялки играли. Тетя Тася, которая и чистоту в помещении наводила, и звонок на уроки подавала, бывало, выйдет на крыльцо с колокольчиком: ну-ка, дети, в школу! Мы никогда не слышали от нее недовольного слова, окрика, на доброту отвечали добром.
Так было в начальной школе, так и после, когда перешла в старшие классы школы № 1. Моя учеба шла ровно, спокойно. Класс за классом, год за годом. Все дела — вместе с коллективом. Весной субботники на школьном дворе, осенью — уборка картофеля на колхозных полях. Почему-то всегда уже поздней порой, когда пройдут дожди и полетят «белые мухи». А на ногах — драная обувка и бог знает что надето на себя.
Брату пришлось рано оставить школу. Мама определила его в ЖУ, стал он учиться на кондуктора, работал некоторое время на железной дороге. Занимался спортом, был в футбольной команде, но особенно любил хоккей. Дома все углы были завалены клюшками, мячами (шайб тогда не было). После армии обосновался на «Урализоляторе», окончил заочно Богдановичский техникум. И не расставался со спортом.
Добрые воспоминания не только о школе. Было еще одно место, которое неудержимо влекло к себе. До сих пор помню старинное здание на улице Энгельса. Теперь в нем, кажется, коммунальное жилье, а в 40-50-х годах располагалась детская библиотека. Это почти совсем рядом с нашей школой. Куда пойти сразу после уроков? В библиотеку, конечно! Там можно взять необыкновенно интересные книги: «Дети капитана Гранта», например, или «Пятнадцатилетний капитан» Ж. Верна. Эти произведения писателя-фантаста я брала именно в детской библиотеке. Тогда же познакомилась с героями А. Гайдара, В. Катаева, Л. Кассиля и других советских писателей. Уж не говорю о классиках — А. Пушкине, М. Лермонтове и Н. Некрасове. А открыли этот богатейший мир литературы замечательные библиотекари той поры Ольга Георгиевна Григорьева и Надежда Андреевна Шалягина. Как внимательно, заботливо относились они к своим юным посетителям! Предложат книгу, расскажут, о чем она, спросят, что требуется по программе.
И что еще интересно. Возвращаешь книгу, а Ольга Георгиевна будто ненароком спросит о какой-нибудь детали из прочитанного. Поддержишь разговор, значит, читала не абы как, а со смыслом.
Невозможно представить жизнь без школы и без библиотеки. В ту эпоху, как известно, не было ни телевидения, ни Интернета. Радиоточку-то не в каждой семье имели. Неудивительно, что в некоторых населенных пунктах на улицах были установлены громкоговорители.
Все знания мы получали только от учителей и из книг. И скажу так: это были неплохие знания.
Вспоминаются пионерские лагеря. Каждое лето мама отправляла нас с сестрой то в Обухово, то в Погорелку. В последней мне нравилось больше: палатки бревенчатые, теплые, не то что в Обухово — дощатые. Лагерь располагался на угоре, внизу протекала Пышма, и мы, девчонки постарше, плавали на лодке. Ходили по грибы, потом сыроежки солили в баночках и через сутки лакомились. А есть хотелось постоянно. Может быть, еще и потому, что особенных развлечений в лагере не было, нечем было занять себя.
В 50-е годы мне, как студентке пединститута, довелось работать воспитателем в пионерлагере Уральского алюминиевого завода. Это была уже другая картина: досуг ребят заполнен играми, конкурсами, в достатке спортивный и культурный инвентарь, отличное питание. Наверное, потому такая разница, что Камышлов и К.-Уральский имели разные, как говорится, «весовые категории».
У нас в городе центром культуры был клуб им. Свердлова, а в летнее время — сад железнодорожников. Клуб запомнился как место, где весной ежегодно проводилась олимпиада — так назывался смотр школьной художественной самодеятельности. Попасть на такой концерт жаждали многие, но удавалось не всем — мест в зале не так уж много. Я побывала на нескольких концертах. Что ярче всего запомнилось? На сцену выходит учительница школы № 2, все ее зовут Анфисой Георгиевной, и громко, четко произносит:
— Играет на було-аккордеоне Юра Афанасьев.
Почему на «було» и что это означает, я не понимала, а вот сам Юра мне хорошо знаком: мы вместе учились с первого по четвертый класс, а после — с 8-го по 10-й. В будущем это известный камышловский композитор, педагог музыкальной школы, руководитель эстрадного оркестра «Оригинал». А начинал с було-аккордеона на школьном смотре.
Сразу после войны как-то заметно оживились улицы Камышлова. По «мосткам тесовым» неспешно разгуливали принарядившиеся женщины. Особенно людно летними вечерами стало в сквере на Торговой улице. Парами, по трое, четверо гуляли по аллеям, тихонько переговариваясь. Кое-где раздавались звуки баяна. Возле музыканта сразу собиралась молодежь, и вскоре уже кружились пары в танце. Одним из таких музыкантов был аккордеонист Хайдар Даиров. Возле него толпами ходили парни и особенно девчата.
Мне не довелось бывать на танцплощадке в саду железнодорожников. Поначалу годами вроде не вышла, а потом хватало танцев и на школьных вечерах, где музыки было досыта, только в нашем классе владели инструментами Леня Макаридин, Толя Гилев, Герман Швецов, опять же Юра Афанасьев. Все они были учащимися музыкальной школы.
Но что нравилось, так это духовой оркестр. Летним вечером мелодии были слышны далеко окрест. Сидя дома на крылечке, я наслаждалась звуками вальсов, маршей. Это были чудесные концерты.
Вот такие воспоминания о периоде до и после войны. Годы пролетели быстро. Мы с сестрой, спасибо маме за заботу и терпение, приобрели специальности. Светлана посвятила себя воспитанию дошколят, ее бывшие воспитанники и сейчас, через много лет, почтительно здороваются, справляются о самочувствии.
Брат с семьей в середине 60-х годов уехал в Туркмению, на родину своей жены. А мы прикипели к Камышлову. Попытались было распрощаться с ним — не получилось, а потом благодарили судьбу, что остались здесь, где живы воспоминания об отце, о матери, о том довоенном времени — немного трудном, немного счастливом.
«Ничто не земле не проходит бесследно, и юность ушедшая все же бессмертна…» Мудрые слова у этой песни! Не прошло бесследно наше пионерское прошлое, наше комсомольское братство. Да, мы, возможно, многого недополучили, но что мы чего-то недодали — этого не скажешь.
Зинаида СЫСЮК.
На фото: В Обуховском пионерском лагере. Август 1949 года. Во втором ряду в центре — старшая вожатая Елена Иващук.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
