Может быть, на чей-то взгляд, дома, о которых мне хочется рассказать, вовсе не являются историческими, но согласитесь, в каждом доме живёт история, живут и легенды, свои герои, так или иначе они тоже дополняют историю города, воссоздают его черты, его характер.
Улочка, где поселилась наша семья, называлась К. Маркса, а позднее на обложке домовой книги появилось исправление: наименование «ул. К. Маркса» зачеркнули, и стала она Советской. Приехали мы в Камышлов в 1952 году, а где-то году в 1954-м произошло изменение названия.
Домик, доставшийся родителям по наследству, был построен нашим дедом в 1925 году. Он приобрёл сруб чьей-то дачи с Бамбуковки. Тогда, в 20-е годы, частные дачи разбирали и продавали горожанам. Деду удалось купить очень маленький сруб – всего на одну комнату. Кухню он пристроил сам.
И тем не менее, наш маленький домик вмещал столько тепла и был приютом для многих людей. В нём выросло три поколения нашей семьи. Сразу после войны в доме вместе с дедушкой (бабушка умерла в 30-е годы) жила семья моей тёти. Муж её, военный, был откомандирован на Дальний Восток. Уезжая, он сложил в комнате круглую печку, а кирпич ему разрешили взять от разрушенной Никольской церкви, что находилась на кладбище (ныне посёлок УИЗ). Печка обладала удивительным свойством успокаивать, объединять. В годы войны в доме жили наши родные, эвакуированные из Белоруссии. Их было четверо. В пятидесятые годы приехали мы. При доме был сад. Дед выращивал яблони. Одним из первых в городе увлёкся разведением помидоров. В войну его дочь Софья Даниловна носила яблоки и помидоры в детский сад, где она работала, чтобы разнообразить меню ребятишек.
В доме нашем была замечательная терраса, где при бабушке летом пили чай, а ещё был чулан, таивший в себе массу великолепных вещей. Во-первых, два сундука с книгами. «Рыться» в этих сундуках нам с сестрой разрешали. Там я «нарыла» собрание сочинений И.С. Тургенева и увлеклась его стихами в прозе, будучи ещё третьеклассницей. Были книги Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, А.М. Горького, а ещё – детские. Самая любимая из них – толстый сборник стихов С.Я. Маршака. Там была дедушкина книга «Ветхий завет», альбомы со старинными открытками и письма, датированные 20-м годом, – от родных из Петропавловска, города на границе с Казахстаном (храним до сего дня). Там были бабушкин зонтик, ридикюль, корсет, бусы и венчальный венок из восковых цветов. Бабушка была белошвейкой, училась в Петербурге, а поступила туда по рекомендации своей барыни, у которой служила горничной.
Чулан в дедушкином доме пробудил в моей душе любовь к старине и истории. Я и на соседние дома смотрела с вожделением, с немым вопросом: «А что там? Ах, если бы и там «порыться».
Иногда мечты сбывались. На улице К. Либкнехта в одном квартале с нами жила семья Городенко, а у них была девочка Оля, моя ровесница. Софья Тимофеевна, мама Оли, работала преподавателем русского языка и литературы в педучилище, папа работал в каком-то хозяйстве, а самое главное, в завозне у них жила лошадь из этого хозяйства. Частенько летом дядя Андрей запрягал лошадку в лёгкую повозку (мы звали её каретой), и мы отправлялись в лес. В завозне мы с Олей нашли множество медицинских инструментов и книг, какие-то бутылочки, колбы, градусники. Ведь её дедушка был до революции фельдшером. Было в доме Городенко и ещё одно чудо – пианино! Старинное, с подсвечниками на крышке, были чудесные кресла с подушками из китайского шёлка и большой, величественный письменный стол с тяжёлым письменным прибором. Дом Городенко до сих пор стоит. А Оля уехала в Ивдель и там прославилась как замечательный врач-гинеколог.
Рядом с нами стоял не менее занятный дом, куда мне удалось попасть всего несколько раз. Дом был длинным, а на одной из стен явно виднелась дверь, которая, по моему представлению, должна была выходить на балкон. Дом, по словам хозяев, был привезён из Куваевой в конце XIX или начале XX века. Жили в этом доме брат и сестра Ивойловы. Родители говорили, что семья была в своё время зажиточной, благополучной. Глава семьи служил в полиции. Но в пятидесятые, годы моего детства, и дом, и семья находились в бедственном положении. Иннокентий Николаевич был репрессирован, вернулся больным, парализованным, почти глухим. А когда-то был он скрипачом в оркестре С.Л. Шаллера. Жена его оставила. Сестра, Анна Николаевна, добрейшая, глубоко верующая женщина, с детства страдала какой-то душевной болезнью, поэтому вести хозяйство как надо не могла. Помню, как о ней говорили: «Аннушка взялась воду носить, сейчас до вечера не остановится!». Так оно и было. Аннушка носила воду и выливала её в борозды на огороде или под деревья. Росла у неё в огороде «священная верба». Помню, как расстраивалась она, если с вербы ломали веточки, даже плакала. Очень любила животных. Держала козочек, пасла их на улице. Как-то мы с мамой зашли к ней в дом. Комнаты напоминали сарай, набитый всякими хозинструментами: лопаты, грабли, бочка – стояли между старинными венскими стульями, а на стене над столом висел в чёрной деревянной рамке довольно большой портрет мальчика лет пяти в белом костюмчике, с кудрявыми нежными волосиками.
Он смотрел на нас с портрета, робко улыбаясь, будто недоумевая от неподобающей обстановки.
– Кто это, Анна Николаевна? – спросила мама.
– Это братик наш, Николенька, он от скарлатины умер пяти лет, – сказала Анна Николаевна и заплакала.
Она была беззащитная, её нередко обижали. Умерла она в 1974 году, осенью, наказав, чтобы её ни в коем случае не хоронили на машине. Так и уехала в вечность на лошадке, запряжённой в простую телегу. День был ясный, золотой. А дом Ивойловых стоит. Его подремонтировали, и он ещё служит людям. Только не видно стало балконную дверь – стены опалубили.
На горе (по той же улице Советской) жили Наумовы. Юлия Всеволодовна бывшая музыкантша. Она тоже играла в оркестре Шаллера, а ещё, когда кино было немое, работала тапёром, то есть сопровождала показ фильма музыкой – она играла на фортепиано. Наумовы были замечательные садоводы. До сих пор из-за забора их усадьбы смотрит на нашу улочку старая липа, и каждое лето я прохожу мимо, вдыхаю неповторимый аромат её скромных цветов – запах моего детства…
Елена ФЛЯГИНА
(Отрывок из книги «О домах и людях»)
Фото Алексея Татищева.
На фото. Верхняя часть улицы Советской – это уже конец ХХ века.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
