Проза наших земляков
Эту историю рассказывала мне в детстве мама. Мамы уже нет, а история мне запомнилась до мельчайших подробностей. И сейчас поди угадай, где есть правда, а где вымысел. Дело было в годы её студенчества. Отправляли тогда студентов по осени в деревню на помощь по уборке урожая. Хотя не только студентов, но и школьников старших классов приучали к общественно полезному труду. Мода была такая. Студентов прямо на жильё в деревне определяли, чтобы не возить каждый день в поля.
Ну так вот. Отправили мамину группу, девчонок из пединститута, в глухую сибирскую деревушку, что пряталась где-то в Тюменской области. Привезли туда этих первокурсниц, а оказалось, что в деревне даже электричества нет. Представляете, во второй половине двадцатого века – и нет света. И деревня-то была не такая уж маленькая, дворов, наверное, пятьдесят. Но вот электричество до неё все ещё не дотянули. Как жить-то без света? Но делать нечего, пришлось смириться.
В поддувале печки угли покраснели, как будто поток воздуха туда попал. Лежу и думаю: странно, ведь всё закрыто…
Большой дом-пятистенок использовали как контору. Дом добротный, строился хозяином основательно. Стены из больших круглых бревен. На окнах резные наличники, ставни покрашены голубой когда-то краской, сейчас сильно облупившейся. Широкое крыльцо с козырьком, тоже с деревянной резьбой. Видно было, что с любовью тут все делалось. Ворота все ещё стояли, вернее, только столбы от ворот. Сами створки были сняты.
Расположились наши девоньки прямо на полу, на выданных им матрацах. Подушки и одеяла собрали для них по деревне. Почти все они были сами из деревень и маленьких городов, поэтому проблем с печкой, то есть как её затопить, не было.
В первый день после всех этих мытарств уснули «без задних ног». Спали крепко. Только к середине ночи как будто сквознячок по полу потянулся. Но накрылись с головой – и дальше спать.
Утром приехал на телеге бригадир, сказал, чтобы собирались. Покажет поле, благо тут недалеко. Девчонкам предстоит дергать турнепс, обрезать у него ботву и складывать его в мешки. Потом их будут на телегах увозить в центральную усадьбу, а оттуда уже распределять по фермам на корм скоту. Тут девчонкам молоко, свежий хлеб и мёд подвезли, чтоб позавтракали. Вот кормили там действительно вкусно! Так что девчонки в конце аж поправились на колхозных хлебах.
А в тот день вечером после работы они даже в баньке помылись. Пришли в свой красный уголок, зажгли керосиновую лампу (научили, как пользоваться). Печку затопили. Согрели чай. Уселись за столом чаёвничать. И разговор у них зашёл: «А чей это, интересно, дом был?». Он явно ещё до революции построен. Что с хозяином, почему сейчас здесь контора. Ну, понятно, что за этими разговорами-рассказами вспоминались всякие истории о раскулачивании, какая судьба была у этих кулаков. Не совсем правильные разговоры были для красного уголка. Хотя общее настроение всё-таки было такое, что так и должно быть. А как же иначе? Это же будущие учителя.
Улеглись. После первого рабочего дня да после бани уснули быстро. Вдруг среди ночи одна из девчонок подскочила с возгласом: «Кто тут?». Остальные из своих углов подняли головы: «Ты чего?»
– Мамочки, мне страшно. Ко мне сейчас кто-то пытался лечь рядом. Я прямо почувствовала, что к моей спине что-то как будто привалилось. Как мешок тяжёлый.
– Да брось ты! Приснилось просто тебе.
Но одна из девчонок всё-таки встала, зажгла лампу. Свет озарил комнату и заспанных испуганных постоялиц.
– Смотри, никого нет. Показалось тебе, может, просто неудобно лежала, бок отдавила.
Все потихоньку вздохнули, свет погасили, легли. Сон взял своё. Наутро, конечно, разговоров было на эту тему, да и ещё и рассказы про домовых вспомнили, похохотали.
День пролетел незаметно. Вечером быстро все улеглись. Тишина, тепло, в печке остатки углей уже затянулись серой золой, похожей на пыль. Девчонки, натрудившись, быстро засопели в подушки.
Тут мама уже про себя начала рассказывать:
– Сплю я, вдруг чувствую, как по моим ногам кто-то пробежал. Ну всё, тут ещё и мыши, что ли? А потом, нет, на мышь не похоже, такое впечатление, что кошка топчется, когда в ноги к хозяину улечься хочет. Попинала я ногами, девчонок будить не стала, думала, померещилось. Может, это кровь в ногах пульсирует, устали они за день.
Прилегла я на подушку, а сама всё равно прислушиваюсь. Мало ли. Вдруг чувствую, как ветерком подуло. А моё место было сбоку, как раз напротив двери.
Смотрю, в поддувале печки угли покраснели, как будто поток воздуха туда попал. Лежу и думаю: странно, ведь всё закрыто. Сами на щеколду входную дверь закрывали, да и в нашу комнату дверь закрыта. На окнах ставни. Мы их стали на ночь закрывать. Девчонки ведь. Хотя тут и в окна-то заглядывать – кому охота. Все так за день наработаются, что не до шуток. И прям прохладно стало, хотя в печке ещё угли тлеют. Завернулась в одеяло покрепче, успокаиваю себя. Спи, Томка, завтра на работу.
Утром поделилась с девчонками своими страхами. Посмеялись они надо мной. Подумаешь, мышка пробежала, сквознячок дунул. Смешно им. Говорю же, деревенские они, ко всему привычные. Но я теперь ноги обязательно поджимала, так в «кучке» безопасней казалось. Сколько дней прошло, не помню. У нас каждый из них поначалу был похож один на другой. Как сейчас бы сказали, день сурка. Да и по ночам спали как убитые.
Но однажды разбудил нас всех глухой удар сверху, с потолка. Как будто там, на чердаке, что-то тяжёлое упало. Мы подскочили, естественно. Господи, что это? Что там свалилось? Или кто-то что-то уронил?
Свет зажгли. Сидим, прислушиваемся. Тишина… Просто невозможная тишина, даже страшно от такой тишины. Сами молчим. Да ещё лампа эта. Свет только вокруг неё самой более-менее яркий, до углов комнаты не доходит. В полумраке всё тонет. И вдруг огонёк пламени в ней трепыхаться начал как от ветра, хотя какой ветер в комнате. Зачадил даже. Показалось, будто весь дом вздохнул протяжно.
И тут в этой тишине: тук, тук. Немного погодя опять: тук, тук. От окна раздаётся. Там рядом Лиза лежала. Она взвизгнула и перескочила ко мне. Тут уж я не выдержала. Вообще, я в молодости не из пугливых была. Старший брат, наверное, повлиял. Я и речку переплыть могла вслед за его компанией, а она у нас тогда широкая была, или на велосипеде без тормозов с горы сигануть. Ну и тут взяла я эту чадящую лампу и на цыпочках подошла к окну.
– Кто там? – спрашиваю.
Ставень закрыт. И тут опять: тук, тук.
Девчонки запричитали. Деревенские, что с них взять. От бабушек да мам переняли. В любой непонятной ситуации поохать, боженьку вспомнить. Постояла я так минуту. Опять: тук, тук.
– Девчата, да это ставень стучит. Кто сегодня их закрывал? Плохо крючок вставили в петельку, не до конца, наверное.
Самое интересное, как я это только сказала, стук больше не повторился. Мы вздохнули с облегчением. Улеглись по своим местам. Тут вспомнили о стуке на чердаке. Может, действительно, там что-то упало, просто само по себе. Всё, спать надо.
Только расслабились, слышим, как есть кто-то ходит в той половине, где сама контора находится. Даже половицы поскрипывают. Какой уж тут сон! Девчонки совсем дышать перестали. Знаем ведь, что всё закрыто. Но кто-то же там скрипит половицами? Шаги такие размеренные, неторопливые, словно человек ходит и раздумывает. По-хозяйски так. Подойдёт к нашей двери, постоит, вроде как в раздумьях, зайти или нет, потом слышно, как шаги удаляются. И вот опять к нам приближаются… Я уж на что отчаянная была, но тут и мне не по себе стало. Минут, может, пять это продолжалось, но нам показалось вечностью. Потом всё стихло. Мы тоже лежали молча, не спалось. Страх сковал просто. Вот и первый петух кукарекнул. Утро почти. Выдохнули облегченно. Часа два можно ещё подремать. И мы уснули так, что утром нас пришли будить, мол, где это вы, почему не со всеми.
День кое-как отработали, в обед даже прикорнули на куче ботвы на поле. Хорошо было, солнышко пригревало. А вечером нас пригласили девчонки из соседнего дома к себе на вечёрки, так назывались вечерние посиделки. Их хозяйка напекла шанег (1) и сказала, чтобы нас позвали. Мы, конечно, с радостью. Сидим, шаньги едим, чайком припиваем. Тут хозяйка и говорит:
– Слышала от девчонок, что не спится вам по ночам, пугаетесь каждого шороха. Так вот, не бойтесь, это Фёдор Илизарыч свой дом охраняет.
Мы чуть не подавились. Ничего себе, что за Илизарыч?
На мышь не похоже, такое впечатление, что кошка топчется, когда в ноги к хозяину улечься хочет
– Был тут у нас такой зажиточный хозяин, семейство у него было большое. Работали они всем скопом, дружно. Вот и жили хорошо. А потом, когда власти-то другие пришли, все семейство в чём мать родила погрузили на подводы, да и отправили ещё дальше, за Тобольск. Кулаком хозяина признали. Мол, подневольный труд использовал для богатства своего. А какой подневольный? Два сына со снохами, да ребята их, подросшие уже. Увезли их всех куда-то. А дом под контору пристроили. Но спустя некоторое время конторские стали замечать странности. Вечером уходят – на столах порядок, а наутро все бумаги по конторе раскиданы. Сначала всё на сквозняки пеняли. А потом косарей-помощников поселили в красный уголок, где вы сейчас. Эти косари неудобицы должны были косить. Ну где склоны да овраги. Мокрые те места были. Вот трава-то там богато росла. А косари из других сёл были, у нас мужиков-то совсем мало осталось. У них с председателем прямо до ссоры доходило. Днём председатель-то наш приладит всякие свои графики да обязательства на стены, красиво навешает, а утром приходят, а они все на полу валяются. Он на этих мужиков ругается. А они клянутся-божатся, что знать не знают, кто это хулиганит. Потом жаловаться стали, что кто-то им мешает спать. То в печной трубе завоет, то золу из поддувала выдует. Хорошо, лето было, печку-то не топили. То литовки (2) свои они повешают на гвозди, чтобы ненароком не наступить на них, а они ни с того ни с сего падают со стены-то. Будят работников… Старухи-то наши, кто хорошо знавал хозяина этого дома, поговаривать стали, что, видать, не упокоилась душа Фёдора-то Илизарыча на новом месте, знать, помер он там, а душа-то домой вернулась. Она это и колобродит.
– Вот это да, сразу бы сказали нам, что тут такое творится. А то мы чуть с ума не посходили. Страху натерпелись.
Посоветовали нам, что как только что-то странное будет происходить, сказать: «Фёдор Илизарьевич, мы к вам только в гости. Погостим немного и уедем». А то он боится, что это новые хозяева объявились, раз ночуют тут.
Так мы и дожили этот месяц, уговаривая хозяина дома. На всю жизнь запомнилось. Потом в Тюмени на учёбе тоже жили у хозяйки на квартире. И если что где стукнет, брякнет, приговаривали: «О, это к нам Фёдор Илизарьевич в гости пришёл. Проходи, не стесняйся!», – и хохотали.
Такую вот историю поведала мне мама про одинокий дом. И как мне кажется, много таких домов по России стояло, душами прежних хозяев охраняемых.
Ирина ПЕСЧАНСКАЯ
(1) Шаньга — ватрушка из дрожжевого несладкого теста, сверху смазывается сметаной с сахаром. Выпекается в печи.
(2) Литовка – ручная коса-стойка с ручкой (лучком). Косят не сгибаясь, с прямой спиной.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
