Горячая точка

К 68-летию Победы

В душе каждого солдата, каждого офицера, прошедшего полями войны, есть свой квадрат и своя горячая, болевая точка, тлеющая в душе, как тлеет малиновое пятно в глубине разрушенного взрывом чернобыльского четвертого реактора, отделенного от внешнего мира глухим саркофагом.

Таким квадратом для Игоря Александровича Савича (до войны зоотехника, после войны – профессора) оказался участок Северо-Западного фронта под Старой Руссой: изрытая, изувеченная бомбами и снарядами земля да останки нескольких деревень – бревна пошли на накаты блиндажей (до семи над каждым!).
– Точно так же врылись в землю и немцы по ту сторону реки Ловать, – рассказывает Игорь Александрович. – Основная баталия разворачивалась под Сталинградом, здесь же шла каждодневная артиллерийская дуэль (Савич был командиром батареи 76-миллиметровых пушек о шести лошадях и девяти человек прислуги при каждом орудии). Свои пушки я укрыл в овраге в трех километрах от передовой, устроил наблюдательный пункт под самым носом у немцев – на крутом берегу Ловати, рядом с окопами пехотинцев 27-й особой стрелковой бригады, к которой был придан наш артиллерийский дивизион из трех батарей, дивизион 45-миллиметровых противотанковых пушек – так называемых «сорокопяток» – и дивизион минометов. Примерно такими же силами располагали немцы: их позиции лежали перед нами как на ладони.
Обменивались артналетами. Привыкли. В паузах наши смельчаки, пользуясь складками берега, добирались до воды и собирали оглушенную рыбу, прибитую волнами от взрывов к отмелям – лакомый довесок к скудному фронтовому рациону.
Однажды, после интенсивной артиллерийской подготовки с участием «Катюш» и «Ванюш» и при поддержке танков, потеснили немцев: пехота ворвалась в немецкие блиндажи да и увязла в них, увлекшись шнапсом да галетами. Дорогу Демьянск-Старая Русса перерезать не удалось, а она мозолила нам глаза постоянным движением. Не успели и закрепиться – налетела воющая немецкая армада и перемешала все под собою: лошадей (артиллерия передвинулась вперед в надежде на желаемую удачу наступления) и людей. Во время паники я чуть было не лишился своей батареи, за которую отвечал головою: в мое отсутствие (бомбардировка застала меня среди пехотинцев) растерявшийся политрук – капитан по званию, заметив гибель более половины лошадей, распорядился выбросить замки в болото и оставить тяжелые пушки на произвол судьбы. Угрожая пистолетом, я заставил растерявшихся артиллеристов отыскать в болотной жиже замки, впрячь орудия в уцелевших лошадей и совместными усилиями увезти их на прежнюю позицию в отдаленном овраге.
В какой-то из дней разведчики донесли об установке новой немецкой минометной батареи. Уничтожить ее приказали мне. Прополз со связистом по ничейной земле до нашего подбитого танка. Впереди – рукой подать (если смотреть в бинокль) – копошатся немцы. Дал указание к пристрелке из одного орудия. Первый снаряд разорвался позади немцев, бросившихся в укрытия… Только один из них выглянул из окопа в поисках наводчика. Второй снаряд разорвался позади «моего» танка. И опять высунулся немец. Теперь ошибиться нельзя. Рассчитал точно: батарея залпами поочередно накрыла все четыре минометные точки. За эту операцию мне вручили (и быстро) орден Красной Звезды.
Позиционная война полна случайностей. Всё ясно, когда идут в атаку: впереди враг, теперь кто кого. А если, сидя на танке, делаешь разведывательный «пробег» на глубину в километр по вражеской территории для выявления огневых точек, то тут начинают действовать случайности: одно дело видеть врага перед собою, другое – уподобиться зайцу в окружении охотников. В такой ситуации в душу заползает непроизвольный, животный страх за свою жизнь.
Во второй раз испытал то же чувство, когда ходил на ту сторону в группе пеших разведчиков. Движущийся предмет, даже если он движется медленно, заметен настороженному глазу издали. И если этих настороженных глаз множество со всех сторон – то избежать гибели почти невозможно! В разведку ходили особые люди, люди с железными нервами. Разведчик, уже потому только, что он разведчик, – героическая личность!
После одного из артналетов замолчал KП соседней батареи. Командир дивизиона велел мне проверить, в чем дело. При входе в блиндаж натыкаюсь на убитого, а осветив помещение, обитое для комфорта фанерою, увидел еще четырех человек (мне хорошо знакомых), растерзанных сильнейшим взрывом. Что случилось? Блиндаж цел – накаты не тронуты. И не видно, чтобы вражеский снаряд влетел в амбразуру – слишком узка смотровая щель. Осталось предположить, что возвратившийся из разведки солдат оступился при входе, рухнув вниз, подорвался на собственной противотанковой гранате…
Случайности… Они страшны неожиданностями. Как-то старшина батареи вздумал проверить чистоту автомата одного из артиллеристов и по нечаянности нажал на курок: пули прозвенели в сантиметре от моей головы.
То была пристрелка судьбы… Ибо «горячая точка» Савича в означенном квадрате пришлась также на случайность. «В один из зимних дней серия немецких снарядов накрыла аэросани – машину, малополезную в войне – проезжавшую мимо артиллерийской позиции. Аэросани загорелись. Расчет бросился спасать пострадавших. Подбежал и я, как вдруг взорвался бензобак, и меня окатило с головы до ног жидким пламенем».
Бензин не тушат водой или снегом. Он потухает только от черного дыма горящей одежды, человеческой кожи и мяса (на Савича что-то накинули). «Так я погорел» – заключил рассказ Игорь Александрович, как бы подводя черту, за которой началась иная жизнь, никак на прежнюю непохожая.
Восемь месяцев затем боец валялся в госпиталях. Ничего не видел: обгорело лицо, уши, руки. Глаза открыл в Ярославле и взглянул на мир как бы заново.
О Данте говорили: «Этот человек был в Аду и вернулся». Игорь Александрович Савич прошел свой огненный ад, а его дальнейшая судьба повторила судьбу героя известного рассказа Алексея Толстого «Русский характер».

Борис КОРОМЫСЛОВ.
Москва. 1988 г.

От редакции
Б.И. Коромыслов – не уроженец нашего города. Он приезжал сюда в гости к родственникам жены и полюбил Камышлов.
Борис Иванович – участник войны, заслуженный работник культуры, искусствовед, автор многих книг по искусству. Скажем так, не просто книг, а глубоких научных трудов.
Он был и художник, и график, и станковист, и миниатюрист. В нашем музее имеются его работы. Мы не раз печатали в «ЛЧ» рассказы Б.И. Коромыслова. Сегодня, накануне Дня Победы, поместили еще один.