«Камышловские известия». Рассветы над Пышмой

Глава вторая

Первое Путешествие

И понял я, что землю молодую,
За много лет, исхоженную мной,
Родную нашу землю, обжитую,
Люблю во всей подробности земной.
Степан Щипачев.

Мечта о странствиях

Сколько помнит себя Понька, его всегда куда-то манило. Но так как он еще был мал, о чем постоянно ему твердила мама, то его просто далеко от дома не отпускали. И он вынужден был находить себе занятия во дворе. У Поньки была своя крепость, свои орудия и снаряды. И, конечно же, свои друзья и враги. Правда, враги и друзья очень часто менялись ролями в зависимости от происходящих за день событий. Если Пушок после очередной попытки проникнуть в крынку с молоком был разоблачен и наказывался кем-нибудь из домашних, Понька жалел его и кормил всем, чего желал кот.
Но стоило коту взобраться на крышу, где жили голуби, как вступало в действие положение военного времени. Понька нацеливал стволы орудий на неприятеля и нещадно бомбил его снарядами — свернутыми листьями лопухов, наполненными дорожной пылью. Клубы пыли застилали крышу сарая, белье, вывешенное мамой после стирки, и, конечно же, кота. Пушок не любил такие игры и по возможности старался охотиться на голубей, когда Поньки не было во дворе.
И все же чем бы Понька ни занимался, голубая мечта о дальних странствиях не выходила из его светлой головы. Как раз к концу подходил учебный год. Оставалось несколько дней до того момента, когда ребятам вручат табели об окончании пятого класса. После уроков возвращались домой. Завтра было воскресенье, и его можно провести самым лучшим образом. Сегодня Понька с Гешкой решили сбегать на станцию. Это почти по пути домой. Цели определенной не было — просто решили поглядеть на проходящие через станцию поезда, отправлявшиеся либо в далекую Сибирь, либо в противоположную сторону — тоже неблизкой и загадочной столицы Москвы. Понька с отцом здесь не раз бывал. Один раз маму встречали, другой — тетю Олю, которая жила в Свердловске. Не раз бегали в киоск, где продавались журналы и карандаши.
…Знакомый запах шпал, масла, пара и дыма витал в пристанционном воздухе. Так как вход на перрон был по билетам, то ребята прошмыгнули через лазейку в заборе, пряча за спиной сумки с учебниками. Сидя на корточках, стали наблюдать, как черный от копоти паровоз заправлялся водой.
— Ну и пьет! Как слон! — изрек Гешка.
— Готово! — крикнул заправщик машинисту паровоза, который стоял на перроне и разговаривал с дежурным по станции.
Понька с Гешкой прошмыгнули мимо говорящих людей и побежали вдоль вагонов. Оглянувшись, Понька вдруг выпалил:
— Давай прокатимся!
Понька не был уверен, что Гешка поддержит его. Откажись Гешка или на худой конец, посомневайся, Понька бы тут же отказался от своей затеи. Но не таков был Гешка Селезнев — его друг и товарищ по всем играм. Гешка был первый защитник и в драках. Он был постоянным предметом обсуждения на педсоветах и в семейном кругу, часто слышал от родителей и учителей, что вырастет непременно оболтусом, бездельником.
И вот сейчас, в такую ответственную минуту Гешка, не колеблясь, ответил:
— Согласен! Только куда мы сумки денем?
— С собой возьмем!
Они еще раз оглянулись вокруг. Голова машиниста исчезла в глубине паровоза. Недолго думая, подкрались к подножкам вагона и залезли в тамбур. Но так как здесь их мог заметить будочник, то решили по железной лестнице взобраться в открытый вагон. Там оказался уголь. Но в эти минуты они не думали ни о чем другом, как только о поездке. Между тем, паровоз натуженно запыхтел, словно сердился, что его мало напоили, затем быстро-быстро захлопал колесами-поршнями и дернул на себя состав. Пронзительный короткий гудок — и вагоны, словно колотушки, застучали буферами-сцепками.

Наш паровоз, вперёд лети

Первое в жизни путешествие началось. Понька с Гешкой глядели друг на друга счастливыми глазами и улыбались во весь рот.
— Вот это да!- первым выразил свое восхищение Гешка, и оба выглянули из вагона.
Мимо проплывали телеграфные столбы, зеленые посадки. В тех местах, где насыпь поднималась высоко, раскрывались поля с перелесками. Прямо над ними высоко в небе почти неподвижно трепетали жаворонки. И тут Гешка запел. Да так звонко, так голосисто, что Понька не смог удержаться и тоже подтянул: «Наливалися знамена кумачем последних ран, шли лихие эскадроны приамурских партизан».
В эти минуты они радовались всему, что их окружало: и угольной пыли, и теплым ласковым лучам солнца, и птицам, парившим в небе.
Им даже не представлялось, что каких-нибудь десяток лет назад здесь проходили колчаковцы. Им же казалось, что революция проходила давным-давно.
— Послушай, Гешка, — прервал Понька песню друга. — Как ты думаешь, кто такие классовые враги? Говорят, будто они живут даже в Камышлове?
— Что-то я не знаю таких, не видел, — неопределенно ответил Гешка.- Кое-чего, правда, слышал, но об этом нельзя болтать.
— И даже мне нельзя? — настоятельно спросил Понька.
— Никому нельзя, потому что это военная тайна, — ответил Гешка.
А самому очень хотелось поделиться с другом, и он пододвинулся к Поньке поближе. Понька и раньше замечал, что Гешка как будто что-то скрывает.
— Дай честное пионерское, что никому не разболтаешь, — почти шепотом проговорил Гешка на ухо другу.
Понька поднял руку над головой и дал клятву, что ни одна душа на белом свете не узнает военной тайны. Убедившись в Понькиной твердости, Гешка заговорил:
— Я знаю, кто такие классовые враги. Это кулаки и троцкисты. Кто такие троцкисты — лично я не знаю. А кулаки водятся в наших деревнях. Они имеют много лошадей и другой скотины, за которыми ухаживают батраки. Кулаки порой издеваются над ними. Одна девка, говорят, даже померла со страху, так ее перепугал хозяин. Нечаянно уронила ведро в колодец. Так хозяин заставил ее достать. Она хоть и вытащила, да рехнулась умом и померла.
— Кулаку-то что было?
— Ничего, кто докажет, что она от страха померла? Но это не все. Кулаки, говорит дядя Брехтман, зерно прячут, чтобы не продавать государству. А то зерно, что не удается скрыть, в ямы закапывают или жгут. Они, говорит дядя Саша, и являются ярыми врагами советской власти. Особенно ненавидят комсомольцев. Так и говорит. Даже рассказал о том, отчего дохнут лошади. Приехал как- то в деревню Шумки и зашел в конюшню. А там всех лошадей словно чумой скосило, замертво пали. Вспороли одной кобылице живот и ахнули — в желудке оказался яд. Говорит, что из-за границы. Он ведь ветеринар.
— Так прямо он тебе и сказал? — усомнился Понька в Гешкином рассказе.
— Не мне, — рассердился Гешка, — я спрятался за печку и все подслушал, что они говорили. Думаешь, отчего ночью такие зарева в черном небе появляются? Красного петуха кому-то подпустили. Взрослые так говорят. А по-настоящему, так это бандиты поджигают крестьянский дом у тех, кто вступил в колхоз, или поджигают колхозное сено. На все идут.
— Все ты знаешь, — позавидовал Понька.
Пока друзья пели песни и разговаривали, даже не заметили, как ушло время. Солнце склонилось к лесу, замолкли жаворонки в небе, и прохладой потянуло от быстрого движения грузового поезда.

Голод — не тётка

Вначале Гешка, а вслед за ним Понька как-то враз заговорили о еде. Порылись было в сумках, может, кусочек хлеба затерялся, но там, кроме учебников, ничего не было. Благородные мысли о мировой революции сразу отошли в сторону. На их место пришла одна, но настойчивая и непрошенная — о еде.
Каждый из них представил свою кухню, где обязательно можно было что-нибудь найти погрызть, даже если их мамы ничего не приготовили. Понька вспомнил недоеденный пирог с капустой. «И чего не доел? — казнил он себя. — Может быть, сейчас не так сильно хотелось бы есть». С ожесточением сплюнул и про себя дал слово, что больше никогда не вспомнит про недоеденный пирог.
Наверное, думал Понька, мама уже приехала из деревни, куда она еще с вечера уезжала к бабушке Степаниде. Представил, как мама расспрашивает Айку, почему так долго нет Поньки. Айка, конечно, ничего не знает. Понька представил, как в эти часы мама ищет своего сына, как волнуется. Может быть, даже плачет. Наверное, мама привезла от бабушки Степаниды гостинцев.
Понька с Гешкой решили выглянуть из угольного вагона. Увидели у насыпи листья пиканов, стебли которых можно есть даже сырыми, но как до них добраться? Между тем, поезд, как на грех, и не думал останавливаться.
— И куда мы едем? — спросил Гешка не то Поньку, не то себя, зная наперед, что никто ему не сможет ответить на такой вопрос…
Поезд замедлил ход, и, наконец, юные путешественники въехали в городские кварталы. Сколько проехали от Камышлова до незнакомого города, они не знали. Только солнце уже совсем повисло над западным горизонтом и стало ярко-красным и большим. Прокатив еще какое-то время вагоны, поезд остановился. Недолго думая, ребята подхватили свои испачканные в угольной пыли школьные сумки и по той же металлической лестнице поспешно слезли на землю. Боялись, как бы поезд снова не тронулся.

Возвращение

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь, путешественники. Давно дожидаемся вас, — услышали Понька и Гешка за своими спинами чей-то насмешливый и властный голос.
Оглянулись — перед ними стояли два милиционера, и, кажется, даже улыбались. Видимо, были довольны тем, что сразу задержали беглецов…
— Придется на вас наложить штраф за нарушение безопасности и написать докладную в школу, — сказал сердитый начальник.
— Дяденька, — завопил Гешка, — не надо ничего писать. Мы больше никогда не будем нарушать правила …
Дальше Гешка позабыл, какие правила они нарушили и запнулся.
— Вот тебе, Таня, — обратился начальник к молодой милиционерше, — и краткосрочный отпуск с выездом на родину. Передавай матери поклон от меня.
Юные путешественники все сразу поняли и без ума были счастливы.
— Ура! — пели их души, хотя вслух они ничего не произнесли, лишь счастливо улыбались.
Поздно вечером ближайшим пассажирским поездом Понька с Гешкой в сопровождении красивой тети Тани отправились домой. Какое счастье они испытывали в эти минуты! Тебя ждут мама, папа, Айка, так думал Понька, когда вагон уже застучал колесами. Не меньше радовался и Гешка, потому что все время улыбался, глядя то на Поньку, то на тетю Таню, то в окно на проплывающие огни города.

Владимир СЫСЮК.