Упаковали

Рождественские истории

Мне доводилось читать Дж. Страуда с его великолепными описаниями атмосферы Лондона. А Лондон – это такой город, который можно назвать практически братом Санкт-Петербурга (кстати, это в одной из своих книг подтвердил Антон Соя), благодаря некой туманной мистике, окутавшей его ещё со времён Раннего Средневековья. Лондон – прекрасный город, о котором можно мечтать. Чай в пять вечера, истинно английская литература, а также тёплые рождественские истории.

5 o’clock многие знают, что это время английского вечернего чаепития, когда в доме собирается вся семья, по чашкам разливается молоко, а после добавляют приятного цвета и запаха чёрный чай. Если мне не изменяет память, в последний раз там нашим гостям подавали баттенбергский торт. На дворе стоял ноябрь, но тогда в доме уже витал дух Рождества и Нового года благодаря Джонни – смазливому мальчишке, ему навскидку можно было бы дать года двадцать три.

Джонни всегда славился умением печь потрясающие бисквиты королевы и создавать неповторимый итонский беспорядок (десерт английской кухни из ягод, безе и взбитых сливок – прим. ред.), а главное – подобрать нужный чай под случай, под блюдо, под атмосферу, даже лично под гостя. Много раз мне и ему доводилось слышать: «Джон Брекфест, когда ты наконец-то станешь думать о своей пекарне – у тебя определённо дар!». А он лишь отмахивался и предлагал за чаем почитать вслух Диану Джонс или же Ремарка, если публика была серьёзная и важная. Это было так забавно и создавало полное ощущение, что дом любителя готовить – домашний салон или неформальная чайная, каких было много что в Лондоне, что во всей Великобритании.

Гости тогда остались довольны – торт получился невероятно вкусным, домашний марципан совершенно не горчил (что было для него приемлемо), вдобавок Джонни зачитал момент с перекрашенным чародеем из «Ходячего замка», что заметно улучшило настроение уходящих. В доме сразу стало тихо, по-уютному спокойно, Джонни прибрался в общей гостиной и теперь мыл посуду. Я робко открыла свою коробку, на полку тут же посыпались чаинки.

– Вот чёрт! – буркнула я, пытаясь приделать заварку обратно к подолу платья.

– Да оставь – зачем тебе лишние листики, когда сама еле тащишь юбку.

Не оглядываясь, выскакиваю из-за неё и хватаюсь за «канат» – искусственную лозу омелы. Приземляясь навытяжку, отвечаю:

– У тебя тоже кожи много на теле, зачем тебе какой-то там кусочек на спине?

– Сравнила, – хмыкнул Джонни, ополаскивая чашки.

– Удивительно, что в такое время к тебе ходят люди, у которых есть семьи. Насколько я помню, в это время все уже сидят дома.

– Эти могли прийти и позже – они мои родственники.

– Ух ты! Ты не рассказывал, что у тебя есть родные в Лондоне!

– И не было никогда, эти из Праги. Они приехали за мной – приглашают переехать в какую-то деревушку, ближе к северу острова.

– Ты поедешь?

– Почему бы и нет? У меня наконец-то будет повод пить чай в компании не заводских рабочих, может, даже открою пекарню. Представляю лицо Майкла, когда он получит открытку с видом на моё заведение – он больше всего сетовал на пропадающий талант…

– И когда же?

– Начну сразу же, как подам заявление на увольнение. Потом слетаю обязательно к маме – она постоянно твердит, что в это время у неё под Уфой много лисичек. Всё обещает ими откормить.

– Это будет долго – месяца два, три. Все эти переезды и поездки, так далеко.

– Не думал, что ты настолько привязана к своему месту.

– Нет, нисколько – я дальше этой кухни нигде не бываю, сам знаешь. Меня больше гнетёт тот факт, что придётся очень долго сидеть в коробке. И ты прекрасно понимаешь, что чем дольше я нахожусь в ней, тем больше становлюсь просто чаем, а в последнее время мне приходится быть взаперти всё чаще и чаще.

– Пенни, обещаю, что в новом доме ты можешь в любой момент выходить и делать, что хочешь. И обещаю ещё новые полки для специй, – в этот момент он ободряюще улыбнулся, с какой-то задоринкой в глазах.

– Тогда ладно, – я знала, что он сдержит обещание и сделает так, как говорил.

…Это было две недели назад. Джонни намеревался встретить Рождество уже в новом доме, потому переезд проходил быстро и с горой всяческих сладостей в прощальные встречи – сконн, баноффи, плам-пудинги, одних булочек Челси сколько нам пришлось напечь, чтобы угостить ими всех друзей и знакомых Джонни. Честно признаться, для меня этот период был тяжёлым – Джонни был сам не свой, постоянно бегал куда-то и отдавал распоряжения о вывозе и перевозке своего багажа, продал почти все книги и любимый ковёр из спальни, пытался опустошить все припасы еды. В конечном итоге дома остался лишь спальный мешок, парочка контейнеров с завтраками и куча коробок, которые заберут очень скоро.

– Поскорей бы уже в новый дом, так надоели эти сборы, – тяжело вздыхала я в тот вечер.

Джонни лишь кивал в ответ и просил залезть обратно в коробку, из которой не вылезу ещё очень долго. Месяц, может, меньше – мне хотелось верить, что меньше. Расположившись поудобней, засыпаю в своём же платье, мне снится долгий и прекрасный сон – как сначала на индийских равнинах собирают листочки, потом сушат, сортируют, упаковывают в эти ниочёмные пакетики и укладывают в жестяные коробки. Кто бы действительно подумал о том, что хвалёный английский чай готовят на самом деле в Индии или Китае. И не каждый чай, кстати, становится живым! Мне повезло больше всех – меня собрала девушка-танцовщица, за работой ей часто приходилось обдумывать новые движения. За сушкой следил не менее поэтичный работяга, он обожал классику и балет. Это вдохнуло в меня жизнь, а главное – мне удалось выжить.

Мне повезло, несказанно повезло – и с приобретённой душой, и с хозяином. Это было как раз в канун новогодних каникул, Джонни тогда только-только вышел на работу, где ему подарили чай в жестяной коробке. Когда он открыл пластиковую упаковку, то в чайник вместо ожидаемой заварки посыпалась я – ещё хрупкая, но уже достаточно склеенная. Джонни не кричал, не истерил, а принял меня, словно в его доме сплошь и везде бегают мыши-наездники, точат камни гномы и летают домашние эльфы. Некоторое время это давало повод подкалывать его, но он лишь улыбался и начинал замес новых королевских булочек.

«Что такое?» – думаю я и пытаюсь открыть коробку – не получается. Что такое? Я же чувствую, знаю, что уже прошло порядочно времени, месяц, но насколько больше или меньше – сказать не могу. Одно знаю точно: заспалась я настолько сильно, что запах бутонов гвоздики и корицы стал невероятно приторным под коробкой. Нет, Джонни не мог забыть про меня – он знает: если оживший чай проживёт взаперти первый год своей жизни, он умрёт. Он должен был вытащить меня первой, должен был! Он не может так долго переезжать в новый дом, не может так долго гостить в России, не может – Джонни не любит долго сидеть в гостях, даже у родственников. Неужели он действительно!?…

– Забыл? – это прозвучало так громко, хотя и было сказано шёпотом. Это было так жутко, как удар молотка судьи и ужасный приговор для тебя. Как уход кота из дома навсегда. Как расколовшееся и вспыхнувшее от молнии дерево. Это было страшно.

– Месяц или меньше? – сколько осталось, кто может знать. И тут же резко заклонило в сон – его надо гнать! Именно так умирает чай – засыпает, потом перестаёт дышать – задыхается самим собой, от приятного чайного запаха остаётся только запашок сухой земли и пыли, принесённый выхлопами машин и жгучими летними ветрами с высохших болот. Нет, нет, нет и нет – я не должна спать! Надо себя занять, чем-то занять…

– Для чая масала необходимо иметь!.. – громко и медленно начала я. Надо говорить, как-то двигаться. Кажется, я неделю рассказывала одной себе о чаях, специях, вспомнила рецепты, дошло даже до того, что пришлось пересказывать по памяти некоторые книги. Но всё равно от застоявшегося запаха хотелось спать, бороться с этим становилось всё сложнее с каждым днём – меня постоянно куда-то везли, носили, это убаюкивало, не считая тех моментов, когда коробку интенсивно трясло. Несколько раз от дрёмы ещё спасали странные и резкие перепады температуры – из тепла в жгучий холод, который чаще называют «морозом». А потом снова тепло, холод, тепло, холод…

«Кого я обманываю – он забыл. Иначе бы вытащил меня первой, он не дал бы так долго спать мне. Чайный друг – не настоящий друг, это же ясно, как солнечный день…» – эта мысль крутилась в голове, меня качало от внешнего движения – иногда до ушей доносился рёв мотора: похоже, теперь я еду в машине.

«Наверное, стоит смириться со своей судьбой», – устроившись поудобнее в платье и подложив под голову руку, я больше не сдерживаю сонный позыв и спокойно закрываю глаза…

– Чёрт, Пенни! Сколько ты тут просидела! – громкий «шмяк-бум» и сильный удар спиной о твёрдую поверхность заставили недоумённо завертеть головой и окончательно проснуться. – Господи, как ты ужасно выглядишь – словно сгнившая капуста!

– Джонни? – удивлённо и заспанным голосом спрашиваю я, пытаясь сфокусировать взгляд. Точно, это был он – растрёпанный, с каким-то новым вязаным шарфом и с не присущим ему запахом жареной картошки с грибами.

– О святые угодники! Ничего тебя потаскали! Ты в курсе, в скольких странах ты побывала?! – воскликнул он и показал коробку. На ней была куча марок из разных стран, даже российские – их я уже успела выучить, когда Джонни приходили посылки от матери.

– Ого!

– В том-то и дело! Не думал, что тебя будут отправлять прямиком за мной, а не сюда…

Я не выдержала – заревела. Не думайте, что у меня пошли настоящие слёзы, иначе бы я тут не сидела. Да как бы сидеть – я бы умерла, не открой Джонни хотя бы на день позже коробку! Просто выла и всхлипывала, и на большее у меня не хватало сил.

– Я просил, чтобы в шкаф сразу же составили чай, но коробку зачем-то гнали… Я не думал!

– Джонни, святые угодники! Просто заткнись и дай мне выреветься от счастья… А лучше завари-ка чай, в конце концов, – Рождество мы должны отметить.

Александра ШЕРСТОБИТОВА
Фото Светланы Черемных.
На фото. Эту чайную куколку придумала и сделала автор рассказа студентка педколледжа Александра Шерстобитова.