Наши ровесники
Огромное поле, нет ему конца-краю. По полю тянет борону тройка лошадей, а верхом восседает отчаянная девчонка, время от времени покрикивая на замешкавшихся животных. Она совсем маленькая, лет семи, ноги, чтобы не упала, привязаны к лошади…
Жизненный путь этой девчонки начался очень давно – 6 января 1918 года, она пережила все трудные периоды жизни страны. Однако встретившись с Евгенией Алексеевной Коровяковой, я забыла о её возрасте, смотрела на неё и глазам не верила: неужели этой активной, бодрой, энергичной женщине 95? Добрые светлые глаза, лёгкие жесты, худенькая фигурка, тёплый голос, ясный ум и цепкая память. Она прекрасно помнит свою жизнь и все события XX века и говорит обо всём так просто, как будто за её словами не судьба и время:
– Я в Коровяковой 50 лет прожила. А родилась в деревне Казаковой Буткинского района, тогда мы ещё Челябинской областью были. Потом нас Свердловской сделали. Нас было восемь детей – четыре парня и четыре девки. Я родилась пятой. Мне и досталось больше…
А родилась она в крестьянской семье. С самого детства судьба словно испытывала её на прочность. С семи лет пришлось трудиться на полях. Хотя это было время всего нового: новой власти, новых слов, новых надежд, новой жизни, старым оставалось одно: тяжёлый крестьянский труд. Вот лишь несколько мгновений детства:
– Мне в январе исполнилось семь лет, а в мае посевная, жили ещё единолично, колхозов не было. Сама боронила на трёх лошадях. Боялись, чтобы я не упала с лошади, мне ноги-то и привязывали. Привяжут к лошади, я и езжу.
Когда было учиться-то? В первый класс сколько-то проходила, да и всё, а потом боронила, да ещё в люди отдавали пахать – к богатым. Пахала им пары, как-то раз три рубля денег дали, бусы, отрез на платье, шаль, платок красивый. Кошель навязали, я отправилась домой – радёхонька! Ходила ещё дрова пилила, Василий привезёт дрова длинные и зовёт меня: пойдём пилить, я ему говорю: если мне колёсико дров отпилишь, пойду. Ума-то не было: целый воз испилю за колёсико…
Потом пошли колхозы, я уже повзрослее стала. Первое время ходили осот рвали на пашне. Нас много там было. Заработали муки, а ещё на троих калачик белого хлеба давали. Несём с сестрой его домой младшеньким…
А потом стали на коровах боронить. Корова у нас была очень хорошая, давала по 24 литра. Нельзя было на ней пахать, и отец не давал. Нас за это хотели из колхоза выключить. Созвали собрание, из района приехал представитель. Спросил, почему отец не хочет на корове боронить. Я, отвечает, ни за что не дам
корову, потому что нельзя на ней боронить: она по ровному месту идёт – сосками задевает о пол, а вы её хотите нарушить. Представитель выслушал и спрашивает: кто может подтвердить? И три человека выступили – с нашей и другой улицы. Ну, представитель пропесочил председателя и говорит: от такой коровы надо племя разводить, а ты заставляешь на ней боронить. И всё на этом закончилось, остались мы в колхозе.
В 15 лет поставили Женю в посевную на полевую кухню – поваром. Приходилось сутками варить еду на всю большую бригаду. В следующий сезон – снова.
– Мне бригадир велит: получай котлы, будешь варить рабочим. Я говорю: не буду. Девки идут под гармошку песни петь, а я – варить? Не буду!
А хотелось чего-то нового, другого. И неожиданная встреча помогла всё круто изменить:
– Прихожу в сельсовет, там вербовщик. Я – к нему: а можно завербоваться? Мне уже 16 лет (а мне до 16 ещё двух месяцев не хватало). Он говорит секретарю: дай справку, пусть паспорт получит. Маме сказала, она – в слёзы. Я говорю: «Мама, не реви!» Что делать, мама завела большую квашню, настряпала калачей. Я в чемодан положила с вечера вещи, пальтишко, на себя надела юбку, кофту, и всё. Дали мне подушку. С этим я и уехала в Челябинск.
Так отправилась Евгения Алексеевна в большой мир в поисках лучшей жизни. Однако большой город не был особенно ласков к новой жительнице: полтора года тяжелейшей работы на кирпичном заводе, а потом два года на макаронной фабрике. Не подошёл и климат. Девушка начала болеть и по совету врачей вернулась в Талицу. Была сначала посудомойкой в столовой, затем телятницей и дояркой на откормочном. Евгения Алексеевна помнит все подробности тех лет.
Потом три года замужества, но не пожилось, не сложилось. И – война. Устроилась в больницу, каждая пара рабочих рук в то время – на вес золота. Посылали на полевые работы – то на покос, то на посадку, то картошку чистить, то капусту поливать. Через три года уволилась, уехала в колхоз в Бутку, была штурвальным на комбайне. Всё могли, всё умели её натруженные руки. Дальше были шесть лет работы в леспромхозе. Одну зиму вручную спиливала деревья, потом на лесопилке подкатывала лес…
Я слушала и думала: ведь что-то такое было в этих женщинах, когда любая мужская работа оказывалась по плечу, что-то вело, давало силы и жить, и работать, и любить. Хотя на мой вопрос, отдыхала ли она когда-нибудь, Евгения Алексеевна так и не придумала ответа.
Потом – второе замужество. Вернулся с войны кузнец и увёз жену с собой на родину в Коровякову. Так началась у Евгении Алексеевны другая жизнь. Трудилась везде, куда пошлют, никакой работы не чуралась – дояркой, утятницей, да кем только не была!
– А однажды, – вспоминает моя собеседница, – приезжали из редакции, снимали меня с курами. Я как раз дома была. Шаньги задумала, слышу – меня кричат за ограду, говорят: надо вас сфотографировать. А я им: будете шаньги есть – тогда фотографируйте. Наложила, угощайтесь. Вот такой помню случай.
И хотя говорит Евгения Алексеевна, что хорошего в жизни было мало, оно было: вырастила достойного сына, сегодня у неё трое внуков, четверо правнуков. В свои 95 живёт одна, ведёт хозяйство, с удовольствием принимает гостей, работает в огороде. Веками люди пытаются найти секрет долголетия. Думаю, у Евгении Алексеевны он прост: активная жизненная позиция, юмор, оптимизм, и главное – любовь родных и желание жить и работать.
…Рассказ завершён, надо возвращаться и написать о сильной женщине, прожившей целую эпоху, о беспокойном её характере и неумении жить сложа руки. А я всё будто вижу перед собой ту девчонку, которая, привстав, погоняет лошадей по полю…
Галина ШИПИЦЫНА.
© Редакция газеты «Камышловские известия»