Бабушка

– Бабушка, баб, а я к тебе с ночёвкой! – закричала Маринка, бросая на сундук свой потрёпанный портфель.
– С ночёвкой? Вот и ладно!
А матери-то сказалась? Не ровён час, потеряет! – спросила бабка, целуя внучку.
– Да сказалась, сказалась! – смеясь ответила Маринка.
Она разделась, пригладила непослушную чёлку и снова прижалась к бабушке.

Маринка очень сильно любила свою бабушку. Анна Филипповна, или просто Филипповна, была невысокого роста, полноватая, седоволосая, с лучезарными глазами. Добрый характер, открытая душа, готовность всегда прийти на помощь страждущим – неполный перечень её достоинств. А вот с сыном ей не повезло – вместе с женой пристрастился к выпивке и начисто забыл свои сыновьи и отцовские обязанности. Плевать ему, что и мать стара, плевать ему, что и дочь мала… На чём свет стоит Филипповна его ругала, да только мало толку! Вот и привечала внучку, чтоб хоть как-то скрасить её невесёлую судьбу.
– Былиночка ты моя, – с лёгкой грустью промолвила бабка, – до чего же ты худющая! Иди, мой руки, кормить тебя буду.
Маринка послушно зазвенела умывальником, а Анна Филипповна стала накрывать на стол.
В комнате сразу вкусно запахло щами и свежеиспечённым хлебом.
– Давай, девонька, горяченького супчика похлебай, а потом киселька с ватрушкой. Ешь на здоровье.
Девчонка набросилась на еду, а бабка сидела, подперев рукой щеку, и наблюдала за ней. Когда с едой было покончено и посуда убрана, они уселись на уютный маленький диванчик, и бабка стала расспрашивать внучку про дела в школе, про оценки. Маринка стала перечислять:
– По математике – 4, по русскому – 5, а вот по труду – точка.
– Как это – точка? – удивилась Филипповна.
– А так, – стала рассказывать Маринка, – мы учились вязать на спицах, а у меня ничего не получается! Эти дурацкие спицы искололи мне все пальцы, а эта дурацкая нитка всё время путалась. Вот учительница и поставила точку. А ещё сказала, что у меня совсем нет терпения и желания научиться вязать и что нужно дома потренироваться. Только я тренироваться не буду! И вязать я не хочу! Всё равно ничего не получится!
У Маринки слёзки на колёсках, а бабка смотрит на неё умнющими глазами и улыбается:
– Маринушка, ты, главное, не падай духом! Это ведь очень хорошо, что вас в школе всему учат: и географии, и алгебре, и труду… Нужно, чтоб человек знал всё-всё и всё-всё умел. Да, терпение и трудолюбие в себе надо с детства вырабатывать, чтоб это в привычку вошло, а иначе никогда и ничего не получится! Ну, да ладно, хватит грустить, пойдём, я тебе постельку постелю да расскажу одну историю.
И когда Маринка, уютно свернувшись клубочком, устроилась на старенькой кровати с узорчатыми спинками, бабка начала свой рассказ:
– Давно это было, в военные годы. Тогда всех мужиков на фронт забирали, чтоб они защищали Родину от врага.
И у Нюрки отца забрали, а матери у неё давно не было, умерла молодой – сильно болела… Вот и осталась девчонка-желторотик одна-одинёшенька. И прибилась она к одной старухе, Антиповне. Старуху ту все недолюбливали, нелюдимая она была, необщительная, сама по себе, в общем. А девчонку не оттолкнула, приняла. Тяжёлые были годы, еды не хватало, одежда простенькая вся, латана-перелатана. Трудно было бабке Антиповне себя да ещё и сиротку прокормить, и сказала она однажды Нюрке:
– Нюра, хочу тебя тому научить, что сама умею.
Посадила девчонку рядом с собой, дала в руки спицы и нитки, показала, как правильно вязать петли. Сначала ничего у Нюрки не получалось: и спицы выпадали из рук, и нитка то порвётся, то завернётся, но Антиповна ещё и ещё раз показывала всё с начала. Не ругала, не журила Нюрку, а, наоборот, подбадривала:
– Вот эта петелька – красивая, а эта – ещё лучше! Ты старательная – у тебя всё получится!
Нюрку учит, а сама рядом сидит и то носок, то варежку вяжет. А спицы в её руках так и пляшут, только позванивают. Вязание ровное да красивое получается. Посмотрит Нюрка на свой носок, потом на бабкин и разозлится:
– Не могу, не получается!
А Антиповна снова сидит и терпеливо ей объясняет всё с начала. Так и научила девчонку вязать.
И вот однажды она засобиралась в город:
– Поеду, повезу наши носки да варежки, авось, на продукты обменяю. Зима нынче лютая, может, кто и возьмёт.
Вернулась Антиповна уже по потёмкам, Нюрка её встречает:
– Ну, что, бабушка, посчастливилось?
Антиповна вытащила из корзинки сало, крупу и кусок сахара:
– Вот, Нюронька, тут и твой вклад есть.
– Бабушка, неужто и мои носки взяли? – спросила Нюрка.
А бабка, пряча глаза:
– Да, взяли, только велели в другой раз пяточку аккуратней вязать.
Нюрка подскочила к бабке, закружила её, зарадовалась вначале, а потом вдруг залилась горючими слезами. Бабка её по головке гладит, а Нюрка всё ревёт да ревёт. Потом, успокоившись, сказала тихонько:
– Хорошо, бабушка, что ты меня взяла, а то бы я одна пропала.
А Антиповна и сама готова слезу пустить, но сдержалась, только крепче к себе девчонку прижала.
Так и жили: навяжут носков да варежек, съездит Антиповна в город, на продукты их обменяет. Так зиму и перезимовали.
Потом война закончилась. Нюрка всё отца ждала, думала – вот вернётся, а его всё не было. Не знала она, сиротинушка, что Антиповна утаила от неё похоронку на отца. Глубоко в сундук упрятала, не стала убивать надежду в сердце девчонки.
Шло время, Антиповна старилась, а Нюрка – взрослела. Стала красавицей-невестой, вскоре вышла замуж и уехала в другую деревню. Она часто навещала свою спасительницу, гостинцев ей привозила. А однажды от соседки, жившей рядом с Антиповной, пришло письмо, что та скоропостижно скончалась, а всё своё имущество и старый домишко она Нюрке завещала. Получив такое страшное известие, помчалась Нюрка в своё родное село.
На этот раз никто не вышел её встречать, лишь бабкин пёс, виновато поскуливая, вилял хвостом, да в деревенской тиши жутко скрипела открытая калитка. Знающие соседки остановили часы-ходики, завесили ситцевыми шторками старенькое потускневшее зеркало и зажгли церковную свечку. Посереди избы на старых обшарпанных табуретках стоял гроб с телом её любимой Антиповны. Она как будто спала. Казалось, вот сейчас проснётся, встанет и начнёт хлопотать по дому…
Схоронила Нюрка Антиповну по всем правилам. Упокоила её рядом со своей матерью. Долго сидела возле могилы, вспоминала, плакала да прощения просила за то, что оставила одну, не взяла с собой.
Потом пришла в дом, где они когда-то жили вместе с Антиповной, где коротали зимние вечера за вязанием. Стала перебирать её вещи, чтоб раздать людям как поминки, и в сундуке наткнулась на небольшой свёрток. Развернула да так и ахнула: в руках были те самые первые корявые носки, сильно присыпанные нафталином, да похоронка на отца.
Горький комок подкатил к горлу, слёзы сами хлынули из глаз, а руки подносили к губам дорогой сверток. Сидела Нюрка возле старого кованого сундука, смотрела на найденные вещи и плакала. Она оплакивала добрую старую женщину, некогда спасшую её от погибели, обучившую её всяким житейским премудростям, заменившую и мать, и отца. А ещё она мысленно благодарила свою спасительницу за уроки вязания, ведь теперь на селе она слыла знатной мастерицей. Многие хозяйки заказывали ей не только носки и варежки, но и шали, шарфы, кофты.

* * *
Бабка закончила свой рассказ, умолкла, думая, что внучка спит. Но Маринка лежала с открытыми глазами.
– Бабушка, а ведь ты про себя сейчас рассказывала, ты ведь тоже Нюра и тоже мастерица знатная. Я догадалась? – спросила она.
Анна Филипповна подошла к ней, поправила одеяло, поцеловала и сказала:
– Да, Маринушка, про себя. Спи, умничка ты моя!
Внучка закрыла глаза и чуть слышно произнесла:
– Бабушка, я завтра потренируюсь петли вязать.
Филипповна погладила её непослушные волосы, ещё раз поцеловала и ответила ей словами Антиповны:
– Знаю, всё у тебя получится, ведь ты у меня старательная!

И. Кистаева.

Фото santehnik69.