Это честная музыка

Интервью с участником фестиваля «UralTerraJazz»

Накануне фестиваля музыкант, композитор, аранжировщик, дирижер, лауреат международных конкурсов Виталий ВЛАДИМИРОВ – об импровизации, профессионализме и всемирной музыке.

– Виталий Вадимович, какие у вас впечатления от прошлогоднего участия в фестивале «UralTerraJazz»?
– Это очень своевременная идея. Хорошо, что фестиваль именно джазовый, поскольку это мировая культура. Профессиональная, настоящая, когда всё происходит в рамках нормальной человеческой эстетики. Без болезненного веселья, часто принятого в последнее время.

– Как считаете, у нашего фестиваля уже сформировалось своё «лицо», определённый стиль?
– Думаю, говорить о формировании какого-то «лица» рано, поскольку для фестиваля возраст три года ещё ни о чём не говорит. Он должен пережить и спад, и возрастание. Тогда уже начнёт выкристаллизовываться своя линия как среди исполнителей, так и среди публики. Это процесс времени, главное – не отпускать, потому что идея, повторяю, великолепная. И то, что одновременно проходит ещё и земляничный фестиваль, тоже очень хорошо, это органичная связь и культуры музыкальной, и местного колорита.

– У вас столько разных ипостасей – музыкант, дирижёр, педагог, композитор. Кто вы в первую очередь?
– Я музыкант. А все другие ипостаси как-то органично возникли и прекрасно вместе существуют.

– Вы музыкой заниматься начали рано?
– Да, я из артистической семьи. Отец дирижёр, мама много проработала в культуре, бабушка балерина, дедушка был директором оркестра Утёсова.

– Когда начали играть джаз?
– Понемногу лет с пятнадцати.

– Почему тромбон?
– Даже не знаю, так получилось, и получилось хорошо. Это мой инструмент.

– Вас называют мультиинструменталистом. На чём ещё, кроме тромбона, играете?
– На разных этнических духовых, в основном деревянных. Поскольку я тромбонист, могу играть на разного рода рогах – тибетских, альпийских. Ещё на тибетских поющих чашах, калимбах, колёсной лире, различной перкуссии, типа ханга.

– Вы много экспериментируете в области этнической музыки. Например?
– Иногда «сшиваю» совершенно не стоящие рядом вещи, получается симпатично. Допустим, поющие тибетские чаши и симфонический оркестр. Импровизация в нашей жизни обязательно должна быть.

– Можно ли научить джазу?
– В этом случае нужно дать не рыбку, а удочку. Как можно научить свободе? Это или есть, или этого нет. Вообще музыке учить надо не всех, это самое древнее искусство из возможных. Единственное, которое попадает сразу в сердце, минуя голову. И здесь – либо нравится, либо нет. Поэтому учить, конечно, нужно, но это вспомогательный процесс, а не базовый. Сама психология этого искусства не подразумевает хождения строем.

– Поскольку главное в джазе – импровизация?
– Главное в жизни – это импровизация! У нас вокруг очень много сейчас забронзовевших ценностей. И порой, если счистить эту бронзу, под ней не самое лучшее. Поэтому сейчас люди пытаются в музыке найти ответы на свои сокровенные вопросы.

– Изначально джаз строился на стандартах. Какие вам близки?
– Каждый день разные. У меня есть авторская программа, где исполняем мои аранжировки джазовых стандартов. Но вообще изначально джаз – это молитва. Давным-давно он вышел из церковной музыки. Потом уже пришли белые и своим навыком симфонического письма и эстетики симфонического музицирования внесли нечто новое, и мы видим джаз уже в таком виде. В дальнейшем он менялся и разрастался в разные стороны, но, в общем-то, самое главное в джазе – это обращение к Богу. Хотя это моя личная позиция.

– И она сохраняется?
– Сложно сказать, потому что, в принципе, любая музыка и любое действо сегодня сразу становятся неким соревнованием. А это не всегда необходимо. Иногда нужны умиротворение и тишина. Не имею в виду тишину акустическую. Тишина внутри себя.

– Вы замечали отличия в восприятии джаза в России и за границей?
– Я за рубежом долго не жил, поэтому трудно судить о другой ментальности. Но, по-моему, у нас пока джаз воспринимается ещё с позиции неких духовных вещей. Не просто как музыка, под которую можно полежать на лужайке и этим удовлетвориться. Наши российские люди очень восприимчивы к музыке. Они всё ещё как дети. Знаете, в Библии сказано: будьте, как дети, и унаследуете царствие Божие. Люди естественны, они непосредственно воспринимают этот мир. Не тот, который навязывается телевизором, а настоящий. Музыка джазовая весьма и весьма располагает к общению, она постоянно обновляется, рождается на глазах у зрителей, это очень важно. Она честная. Например, то, что играют биг-бэнды, – это музыка праздника. Не выдуманного – настоящего. Ощущение радости.

– Существует ли такое понятие – российский джаз?
– Конечно, раз столько музыкантов много десятков лет его играют. Есть великолепная авторская музыка. Из ранних времён это, конечно, Эдди Рознер. И вспомните, например, оркестр Олега Лундстрема.

– Есть кто-то из музыкантов, кто повлиял на вас лично?
– Скорее, повлияли не джазмены, а академическая музыка. Я много слушал в детстве – и оперную, и балетную, и симфоническую музыку. Не так давно, например, ещё раз прослушал пятую симфонию Брукнера.

– Меняется джазовая культура в последнее время?
– Мир меняется. Будем надеяться, то, как это будет отражаться в музыке, не убьёт её.

– Недавно прочитала фразу, что история джаза в классическом его понимании закончилась…
– История развития джаза, безусловно, закончилась. Уже есть всё, что может называться джазом. Но если кто-то пойдёт дальше, это будет, возможно, новое дыхание.

– Что в джазе самое трудное?
– Не могу сказать именно про джаз. Самое трудное для восприятия – это неискренность.

– Вы работаете в самых разных музыкальных плоскостях. Как они сочетаются?
– Да, я занимаюсь разной музыкой. Есть этническая, есть симфоническая. Считаю, что музыка должна быть всемирной. Не надо привязывать себя к чему-либо. Если джаз мне помогает развивать что-то ещё, это замечательно. Если благодаря академической музыке делаю что-то новое в джазе, прекрасно. Не надо быть «деревянным», надо оглядываться вокруг, чтобы идти дальше. Не быть примитивным, надоедливым в своём упорстве.

– В наш город три года назад, скажем так, вошёл «большой джаз». Монтируются ли они друг с другом, провинциальный городок и эта музыка?
– Почему нет? Ведь этот городок прожил несколько сотен лет. Джаз – гораздо меньше. Не может быть здесь абсолютно никакого комплекса провинциала.

– Отсюда вопрос: как развивать джаз в маленьком городе?
– Как и везде. Если есть талантливые музыканты, их надо поддерживать.

– Что привезёте в этом году на фестиваль?
– У меня есть специальные пьесы для биг-бэнда с этническими инструментами, обязательно привезу их.

– Благодарю вас за беседу. И до встречи на фестивале!

Беседовала Галина ШИПИЦЫНА
Фото Андрея Зайкова.