От Москвы до Берлина

Далёкое – близкое

Лидия Михайловна Лебедева родилась в 1920 году. После окончания школы № 58 поступила в Свердловский пединститут. Прошла всю войну. Награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени и медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». С 1951 года работала в школе № 58 учителем русского языка и литературы и отдала любимой работе 34 года. А сегодня ей исполняется 95 лет.

Несколько лет назад Лидия Михайловна рассказала для нашего школьного музея о своих фронтовых буднях, радостях и горестях тех лет. Вот её воспоминания.

Мечтали о мирных днях

Взявшись за руки, мы шумной стайкой шли поздним вечером по опустевшим улицам Свердловска. Студентки пединститута, мы без отрыва от занятий учились ещё в школе медицинских сестёр. Но никто, конечно, не думал, что нашей первой профессией будет медицинская. Поступили мы учиться в сентябре 1939-го. В напряжённых занятиях и дежурствах в больнице год пролетел незаметно. В июле 1940-го сдали госэкзамены, получили свидетельства и военные билеты.

А через год – война. Аудитории опустели, в первые же дни большинство ребят ушло на фронт. Я тоже пришла в военкомат и сдала паспорт. Сборы были недолгие, оторвала клочок бумажки от газеты, на один конец намотала белых ниток, на другой – чёрных. Мама говорит: «Возьми обе катушки». Я отвечаю: «Ты что, мама, зачем мне они, самое большее, через три месяца вернёмся обратно». Вот с этим «снаряжением» явилась я в воинскую часть 31 августа 1941 года и была зачислена в 365-ю стрелковую дивизию, в 449-й медсанбат.

Дивизия вступила в бой в конце ноября 1941 года под Москвой. Раненых из медсанбата отправляли прямо в Москву. Тяжёлое было время, ни опыта, ни сноровки. Жалость к бойцам переполняла сердце. Ухаживали за ранеными, пока не падали от усталости. Никто не замечал смены дня и ночи. Шагая по дорогам Подмосковья, мы часто напевали нашу любимую песню: «А когда не будет фашистов и в помине…» Шли и мечтали о мирных днях.

В начале декабря наши части начали гнать немцев от Москвы. Шагали вместе с дивизией за ними по пятам, сотни фашистов валялись в снегу. От деревень оставались одни печные трубы. Мы разворачивали медсанбаты в бывших скотных дворах. Ставили бочки-печки, застилали плащ-палатками старый навоз, чтобы раненым было теплее лежать. А зима 1941 года была суровая. Замерзали не только руки, но даже губы, пятки. Старший хирург Виталий Михайлович искусно клал печки.

Тяжёлое было время

В канун Нового 1942 года принимали раненых прямо с передовой. Пулемётная стрельба, вокруг пожары. Пришли в назначенную деревню вечером, но… вместо домов зияли сплошь громадные воронки. Остались только два не совсем сгоревших здания школы. Входим в одно. Встречает нас учительница, которая собрала 15 крохотных детей-сирот. Утром мы зашли к ребятам с гостинцами-сухарями и кусочками сахара. Столько лет прошло с того момента, но забыть невозможно. В детских кроватках, держась исхудалыми ручонками за перильца, приподнялись на слабых ножках, личики худые, с болячками, глаза большие. Когда они увидели в наших руках подарки, то единственное, что пролепетали: «Са-са-хар!» И потянулись маленькие ручки… Смотреть на это не было сил.

Под Ржевом, дело было зимой, на операционный стол положили лейтенанта. Это был 19-летний паренек, свердловчанин. Звали его Борис, не помню фамилию, но очень хорошо – его ранение: миной оторвало правую руку выше локтя. Большие осколки торчали в развороченном обрубке. Он не жаловался, не стонал, ничего не просил, был спокоен. Нас всех поразил его рассказ о том, как они шли в бой, как попали под страшный огонь врага, но никто не повернул назад. «Вы понимаете, никто не повернул, никто не струсил!» Спасти его в тех условиях не было сил: он потерял много крови и через несколько часов умер. Мы с сёстрами плакали, как будто это был брат или любимый.

Продвигались вперёд пешком, проходя по 40-45 км в день без дорог, по сугробам, часто деля сухарь на 5-8 человек. Шли от Москвы всё дальше и дальше на запад.

Когда начались бои под Орлом, раненых поступало в день до тысячи человек. Домишки в деревне маленькие, многие разбиты, класть раненых было некуда. Мы втискивали их в дом за печку, под печку, под лавки, лишь бы не оставлять на морозе.

Небольшими группами вышли 8 марта из своей части пешком, чтобы подобрать раненых, оставленных передовыми частями в домах на попечение жителей и уцелевших гражданских медиков. Смешно вспоминать, как, согнувшись под тяжестью вещевых мешков, где находился медицинский инструмент и медикаменты, с трудом вытаскивали из липкой грязи ноги и застрявшие машины. Мы прошли 400 км, не имея во рту даже крошки хлеба. Есть просили у украинских колхозников. За это время собрали сотни раненых. Машины с имуществом нас догнали только под Яссами в канун 1 Мая.

Вот и пришла Победа

Продвигаясь к Варшаве, ехали по шоссе. Навстречу двигались группы людей в лохмотьях, с палками вместо костылей, они шли, поддерживая друг друга, многих вели под руки. Все они были ранены. Люди шли на восток. Вдруг машины свернули в лес. Нам приказали принимать раненых. Мы узнали, что, оказывается, накануне наши части освободили город Демблин, а там в крепости томились пленные раненые бойцы. Некоторые попали в плен ещё в 1941-м. Первым я перевязала паренька, моего ровесника, а выглядел он стариком. Раны у всех старые, гнойные, обмотанные бумагой. Наложив повязки и шину, я начала бинтовать. Он внимательно смотрел и вдруг говорит: «Сестричка, что ты так много бинтов на меня расходуешь, за все годы так не бинтовали меня».

Эти бойцы рассказали, что среди пленных были врач и медсёстры. Так они, чтобы хоть как-нибудь помочь раненым, засыпали раны чистой золой и пеплом, а бумажные бинты выпрашивали у немцев.

Всё ближе и ближе подходили к Берлину, мы шли с танковым корпусом. Очень хорошо помню 29-30 апреля. Ясные военные дни. Небо – голубая бездна, и волны наших самолётов, летящих на бомбёжку. Земля гудела от взрывов. 1 мая я увозила раненых из Берлина. Поразило обилие флагов в окнах домов, белые, красные, они сверкали везде. Располагались в Берлине мы в зданиях больниц. Работали в перевязочной и операционной до полного изнеможения.

Была у нас старшая операционная сестра – молодая женщина Анна Булатова. Круглые сутки она была на ногах. Как только у неё хватало сил, трудно понять. Ночью иногда на час-два прикорнёт тут же на мешках с перевязочным материалом – и вновь к столу. Если её звали, когда она спала, то она вскакивала мгновенно, брала банку с кровью и шла к раненому. Мы смеялись, так как её звали не для переливания. Зато в минуту затишья Аннушка играла на гитаре, пела, очень любила плясать.

День Победы нас застал в бывшем концлагере, в Реббике. Утром в 6 часов поднялись по тревоге. И вдруг объявляют: «Войне конец!» Мне как ветерану войны дали слово для выступления. Не помню, что я говорила перед строем. А когда распустили, все потеряли вдруг разум. Целуемся, обнимаемся, крутим друг друга. Выбежали из ворот лагеря. Толпы людей текли на восток. Худые, измождённые, но радостные! Вечером, впервые за четыре года, мы распахнули освещённые окна. Никто не кричал: «Воздух!». Никто не прятал света. Вот и пришла Победа!

Записала Татьяна МОЗОЛЯ, руководитель музея школы № 58
На фото: 1938 год. 10-й класс школы № 58. В нижнем ряду слева – Лидия Лебедева.