Бывает, ищешь в интернете что-то одно и случайно находишь интересную статью, освещающую жизнь Камышлова, рассказывающую о людях другой эпохи. На этот раз моей находкой стала рукопись Диодора Дмитриевича – сына камышловского земского врача Дмитрия Афанасьевича Булдакова. Объём повествования – около 40 страниц, прочтите её на досуге, это познавательно и занимательно. Текст рукописи, справочная информация подготовлены правнучкой Д.Д. Булдакова Г.И. Урванцевой. Фотографии – из семейного архива. Сегодня мы опубликуем первую часть повести, знакомьтесь, а остальное читайте в январе, конечно же, в некотором сокращении.
Повесть посвящается моим милым, дорогим, любимым, родным, рассказывающая без вымысла о моей жизни: моих радостях, золотом детстве и моих горестях в зрелом возрасте и в старости.
Милая, дорогая Лёленька! Я помню, что когда-то ты высказала своё желание, чтобы я написал автобиографию, чтобы все мои родные и близкие, знакомые могли бы знать о моей жизни, о моих радостях и горестях, и вот, наконец, это твоё желание я собрался исполнить… Итак, я родился в Каменском заводе Пермской губернии, Камышловского уезда 20/VII 1877 года ст. ст. Отец мой, Дмитрий Афанасьевич Булдаков, врач, стипендиат Камышловского земства. Мать моя, Лидия Григорьевна Навалихина, уроженка Башкирии, работала сельской учительницей села Спасского Казанской губернии.
Летом на отдых мама приезжала погостить к брату Евгению Григорьевичу Навалихину, жившему в Камышлове, который арендовал у крестьян в семи верстах от Камышлова Обуховские минеральные воды, называвшиеся «Ключи». Отец мой был врачом «Ключей». Там он познакомился с моей матерью – женились и стали жить в Каменском заводе.
По распоряжению земства отец из Каменского завода был вызван в Камышлов, и мы поехали на новое место жительство. Как сейчас помню я, что мы втроём сидим в повозке, запряжённой парой лошадей, а сбоку следом за нами бежит чёрная собака. Когда я был уже взрослым, родители уверяли меня, что это моя фантазия, что мне в это время не было и двух лет, я же и теперь продолжаю верить, что это было у меня первое какое-то смутное сознание, что я уже существую на белом свете.
Милые, дорогие безоблачные дни. Золотое детство. Как я благодарен своим родителям, создавшим мне такое детство. Семья наша состояла из отца, матери, меня, брата Евгения и сестры Кати. Первая наша квартира была, кажется, в шесть комнат, все проходные. Из игрушек у меня была маленькая тележка с запряжённой лошадкой, я возил их вокруг всех комнат, причём одни двери можно было захлапывать, потянувши за верёвку с блоком, было очень интересно. Нравилось мне хлопать дверью.
Милый ты мой городок, ведь ты лучше всех городов – и наших, и заграничных. Ну какой бы город дал мне столько счастья, только ты, Камышлов!
Старики Македонские Николай Константинович (врач в Камышлове, в семье которого воспитывался Д.А. Булдаков) и его жена Варвара Платоновна были в городе уважаемыми людьми. Дом, в котором они жили, был барским особняком, с ними жили внучки Валентина и Вера. Дом находился в большом саду, в конце сада находился небольшой другой дом. В этот дом ежегодно из Екатеринбурга приезжала большая семья Белорусовых. Белорусов был прославленным адвокатом Екатеринбурга, имел для деловых разъездов полтора десятка лошадей, и вот вся эта конница на лето прибывала к ним. Солидные люди приезжали в поезде, а кое-кто предпочитал прокатиться 130 верст на лошадях.
В Камышлове у меня было несколько товарищей. Закадычным моим другом был Шура Удинцев, сын священника отца Ивана. О Шуре у меня сохранилось много приятных воспоминаний. Оба мы любили, пожалуй, больше зиму, нам особенно нравилось проявлять свои затеи ранним утром при луне. Из города после ночёвки уходили обозы с хлебом, зерном, идущие из Сибири на запад и за границу. Обыкновенно на возу сидел проводник, закутанный в шубу, за ним шла привязанная подвода, вот тут-то и была наша работа: нужно сесть на отводину саней и ехать. Как приятно: луна, лошадка бодро идёт, поматывает головой, звонит под дугой колокольчик. Какая красота, какая идиллия…
Любили побывать у сторожа катка на реке, Берёзкина, помогали ему разметать каток или полить. Мы с Шурой его любили, и он нас любил, давал бесплатно маленькие коньки. Бывали у нас и глупые выходки: если не было работы, пробовали босиком бегать по льду, домашним не говорили, всё сходило, не хворали.
Были у меня и другие дела: вернётся кучер из больницы, помочь ему на отвал возить со двора и улицы снег, чистить в конюшнях навоз, нужно с кучером побывать на базаре, купить для лошадей – было у нас две савраски – овса, сена. Работа и работа, ничего, зато весело, а вот наступает вечер. Скоро к нам придёт знакомый библиотекарь Василий Васильевич Простосердов, мамин приятель, он принесёт интересные журналы: «Ниву», «Живописный обзор», «Задушевное слово», альманах «Паломник». Сколько в журналах интересных картинок, все надо успеть пересмотреть, а тут начинаются споры с мамой, будет уговаривать, чтобы я шёл спать, часы уже пробили девять часов. Пожалуй, что и верно, надо ложиться, а то завтра просплю и опоздаю выйти на работу.
Конец, конец, отдых, одной рукой поднимаю гирю часов-ходиков, висящих на стене у кровати, и в то же время читаю «Богородица дева радуйся», бросаюсь в постель и, пока не заснул, внушаю себе, чтобы утром не опоздать, выйти пораньше на работу. Ах, как быстро летит время, не успеваю всего сделать! Милый ты мой городок, ведь ты лучше всех городов – и наших, и заграничных. Ну какой бы город дал мне столько счастья, только ты, Камышлов! Едва ли в городе кто-нибудь был счастливее меня, сердце моё всегда радостно стучало, моя энергия била ключом, я был своей судьбой избалован и смело решался на поступки для достижения своих желаний.
Приближалось время учения. Я стал ходить к учительнице русского языка Таисии Александровне Пузыревой, чтобы поступить в гимназию в Екатеринбурге. Мама решила, чтобы я учился чистописанию, и отдала меня учителю женской прогимназии Михаилу Ивановичу Серёгину, он был великолепным каллиграфом.
Живя в Камышлове, мы особенно хорошо проводили вечера с мамой, пели песни, например: «Солдатушки, бравы ребятушки», «Тройка быстро бежит, в санках барин сидит», «Над Невою резво вьются флаги». В это время у нас случилось большое несчастье, Катя заболела дифтеритом, я болел воспалением лёгких, и отболели ещё с Еной (Булдаков Евгений Дмитриевич – младший брат) скарлатиной, но всем нам посчастливилось уцелеть. Помню, что как-то вечером на радостях, что все мы здоровы, Ена насмешил нас: он взял полено, положил его на плечо, как ружьё, изображая солдата, и маршировал перед нами, это так не шло ему, играл он всегда с Катей и по натуре своей походил больше на девочку.
Были у нас собаки, кошки, я всегда любил животных. У папы в моё время были грач и две белки. Наглядный пример заразительный, и я стал с увлечением мечтать знакомиться с жизнью неручных животных и птиц…
Вёл я большую дружбу с нашей прислугой. Был кучер пожилой, была кухарка Катя и горничная, имя её не помню. Кухня находилась внизу, довольно большая, и при ней была комната, в которой жила папина няня, я её застал перед самой смертью, помню, как ей околачивали гроб. Утром я обыкновенно спускался вниз, у Кати пылала большая русская печь. Она любила меня, кухонный стол ставила перед печью, накрывала белой чистой скатертью, я садился лицом к печи, Катя несла мне кринку молока и ломоть чёрного хлеба, обязательно почему-то чёрного.
Крышкой от круглой жестяной коробки я вырезал кружки хлеба, снимал с кринки сливки, сверху посыпал сахаром. Пока я благодушествовал за едой, Катя несла новую кринку, гладила меня по голове и говорила: брось, голубчик, кушай из этой. Сливки были очень вкусные, я любил Катю, добрую, ласковую. Иногда мне удавалось в кухне похлебать из общей посуды щей, обязательно деревянной ложкой. Мы в кухне изредка успевали перекинуться в картишки – в круглые дураки, в мельники, всяк в свои козыри – интересно, кто останется дураком или мельником.
(Продолжение следует).
Материал подготовил Юрий ВАСЬКОВ
На фото. 1877 год. Дмитрий Афанасьевич Булдаков. 1878 год. Лидия Григорьевна Булдакова и сыном Диодором.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
