Глава первая
Невыносимая жизнь
Жил мальчик в деревне, в лесном краю,
И знал только лес да деревню свою,
Да зауральского неба синь,
Да гору немного повыше осин.
Степан Щипачев.
Как это люди живут на белом свете, что им все нравится, что всем довольны? Лично у Поньки невыносимая жизнь. Что ни сделает – все не так, все не ладно. Возьмем их отношения с отцом. Он любит Поньку, и Понька тоже безмерно покорен отцом. Он все умеет делать по дому, даже на альте в заводском духовом оркестре играет. А так он бухгалтер на кожевенном заводе. Но опять же, каждое утро, когда невыносимо хочется спать, Понька сквозь сон слышит привычное:
– Степан! Подъем!
Понька понимает в эти минуты, что надо вскакивать, холодной водой мыться, перекусить и бежать к своему дружку Гешке. Одна отрада – есть надежный друг, с Гешкой хоть на край света. С отцом так не получается. Хотя Понька все приказания отца выполняет тютелька в тютельку без всяких дипломатических уверток, какие часто бывают с мамой. Думаете, помогает? Ничегошеньки. На днях отец вернулся с работы и, увидев Поньку, прямо с порога приказал:
– Степан! Достань молоток, гвозди, дратву с иголкой и шило.
Понька тут же бросается выполнять отцовский приказ. Отец знает – только Понька владеет всей информацией о каждом инструменте и знает, где что лежит. Хорошо, если Понька положил распроклятый молоток на полочку в чулане. Но чаще всего получается наоборот. Хоть убейте Поньку, хоть режьте на куски, но он никак не может научиться класть инструмент на одно и то же место. Что при этом бывает – догадываетесь. Глаза – в слезах, штаны – в пыли, потому что за время поисков он раз десять обежит вокруг дома, раз пять слазит на чердак, сгоняет к Гешке Селезневу, который живет через дорогу, и даже в печь заглянет.
Отец молча наблюдает за Понькиными действиями и ждет свой инструмент. Наконец молоток, гвозди, дратва с иголкой и шилом найдены. Не было случая, чтобы Понька не находил все, что брал у отца. Дрожащими от усталости руками он подает все отцовское богатство. Теперь можно облегченно вздохнуть и даже взглянуть в глаза отцу. Кажется, отец чуть-чуть рассержен. Поньке бы в эти минуты исчезнуть с отцовских глаз и побежать к Гешке, но удерживает то, что сейчас он станет свидетелем превращения толстой кожи в сапог.
Между тем, отец натягивает на деревянную колодку предварительно вырезанную выкройку из юфти и стягивает дратвой. Понька внимательно следит за руками отца, и ему вдруг начинает казаться, будто не он, а Понька режет кожу, прокалывает ее шилом и приколачивает стельку. И до того увлекается своей ролью, что не замечает, как голой пяткой наступает на банку с дегтем и опрокидывает ее у самых отцовских ног. Ужас охватывает Понькино лицо. Он знал, с каким трудом отец достал деготь, заказав соседу дяде Коле, чтобы тот купил в Свердловске. Понька беспомощно кидается за банкой, сгребает ладошками расплывшуюся по полу темную массу, а слезы пеленой затягивают глаза. Попало Поньке здорово. Через минуту он лежал на печке и только всхлипывал. Отец не любил, чтобы Понька громко ревел.
А разве мама с сыном считалась? Бывает, проснется Понька, высунет из-под одеяла лицо и смотрит в потолок. Из трещин и неровностей начинает представлять, что на потолке может быть изображено. Вот та трещина с почерневшим мазком от прошлогодней побелки – точь-в-точь как собака. А чуть подальше мазки на медведя смахивают. Теперь Поньке хочется увидеть избушку бабы-Яги. Ищет ее по всему потолку и наконец находит – у самого угла стоит себе, и, кажется, даже дымится из трубы. Понька начинает фантазировать, как бы эти фигуры соединить вместе. Кажется, теперь можно и сказку сочинить.
– Ты чего же, Степонька, до сих пор лежишь? – говорит мама, появляясь на пороге. – Посмотри в окно, ребята уже в школу бегут.
Нехотя Понька поднимается с постели.
– И какой только дурак придумал это умывание? – думает про себя Понька. – Жили же древние без мытья – и ничего, не умирали, да еще на мамонтов охотились.
Он представляет себе жирные бока мамонта, которого они с Гешкой Селезневым, Петькой Помазкиным и вообще всем классом загоняют в западню – глубокую яму. Как не хотелось расставаться с наплывшими мечтами о мамонте, но рассерженный взгляд матери заставил Поньку поторопиться. Чего доброго не успеет позавтракать перед школой. Да учебники еще не собрал. Мама не выдерживает, хлопает дверью и торопится в школу. Понькина мама – учительница. Хорошо, что учит в другой школе. Иначе…
Прибежал в школу, когда зазвенел звонок на перемену.
– Опять проспал, Терехов, – слышит за собой голос классной.
Понька опускает глаза – ему ровным счетом нечего сказать в ответ Татьяне Наумовне.
Бывали и светлые дни в Понькиной жизни. Такие минуты чаще всего выпадали на выходные дни. Взрослые никуда не торопились, а занимались домашними делами. Отец после бани надевал свежую рубаху, доставал с полки ноты, брал в руки альт, есть такой инструмент в духовом оркестре, и начинал разучивать свою партию. Мама тоже отвлекалась от школьных тетрадок и становилась ласковой, прежде всего к младшему Поньке. Особенно это проявлялось, когда он бедокурил. Выбежит на улицу, залезет на сеновал и ждет. Ждет той минуты, когда мамино сердце растает. Тогда мама выходит на улицу и начинает звать домой.
– Степа, ты где?
Понька не шевелится и ждет последнее заветное свое имя. Когда наконец мама произносит:
– Степонька! Иди, я что-то тебе дам.
От этих волшебных слов Поньке становилось не по себе. Вдруг ему становилось жалко не только себя, но и маму, и он со слезами спускался с чердака. Бежал прямо в мамины руки и втыкался лицом в широкую юбку. Мама гладила сынову голову, и так было хорошо, такие это были блаженные минуты! Они шли домой, и мама доставала из буфета неизвестно откуда припасенные грецкие орехи, яблоко и леденцы. Понька делился с мамой угощением и снова прижимался к ее теплым рукам. Затем начинал говорить о том, что всегда будет послушным, по утрам делать зарядку и никогда больше не будет опаздывать на уроки. Еще говорил о том, что не будет обижать Айку. Это Понька так называл свою старшую сестру Раю. В тот день он помогал маме по дому, приносил воды и дров, чистил хлев, где жили гуси.
Одним словом, в Понькиной душе воцарялись тишина и спокойствие. Но все это было только до завтрашнего дня. На следующий день в его светлую голову вновь приходили самые фантастические мысли. Ему хотелось что-то делать, творить, и он снова брался за старое.
Читатель, ты не заметил, что наш главный герой носит такое необычное имя – Понька? Настоящее его имя было Степан. Мама своего сына называла Степонька. От этого ласкового имени прижилось окончательное, – Степонька, Понька, Поня, которым называли его друзья. Так и остался Степан Терехов на вечные времена с таким запоминающимся именем.
Прибегает как-то Гешка Селезнев, а сам весь светится лукавой улыбкой. Кулак левой руки у него зажат, и Гешка как-то даже таинственно прячет его.
– Что это у тебя? – спрашивает с любопытством Понька.
– А вот что-то, – передразнивает Гешка и протягивает Поньке зажатую ладонь.
Только Понька наклонился, чтобы лучше рассмотреть, как Гешка разжимает пальцы – и тут прямо в Понькин нос как звякнет чем-то острым. Он даже отпрянул от неожиданности. А Гешка заливается от хохота:
– Купил, купил, лешак тебя задери!
Гешка всегда звал лешего, чтобы кого-нибудь задрать, когда ему было весело или когда в жизни не везло. К его удивлению Понька не рассердился, а лишь спросил, как это получилось.
– Обыкновенная резинка, проволочка, пуговица и гвоздь, – пояснил Гешка. – Гвоздик накручиваешь и прижимаешь пальцами. Отпустишь – гвоздь вылетает.
– И совсем несложно, – только и ответил Понька, а сам как-то загадочно улыбнулся.
Едва Гешка успел скрыться за калиткой, как Понька решил этот фокус показать Айке. Но так как не нашел подходящей резинки, то взял со шкафа старые будильники, которые отец все никак не мог собраться отнести в починку, и разобрал их. Вытащив пружину, скрутил ее потуже и завернул бумагой, поставил на стол, сверху накрыл кружкой. К приходу Айки фокус был готов. По привычке она любила приводить в порядок прежде всего стол. Этот момент Понька и учел. Ладошки, как это сделал Гешка, он не будет подставлять под Айкин нос.
Слышен стук входной двери – и перед Понькиными глазами предстала Айка, словно небесный ангел, в нарядном платье и светлом берете, из-под которого выбивались локоны каштановых волос. Смотрит на брата своими темными блестящими глазами. Понька глядит на сестру. Ему она сейчас положительно нравится, несмотря на то, что старше на два года и выше ростом на целых пятнадцать сантиметров. Поньке порой кажется, что Айка самая красивая из всех девчонок седьмого класса. То, что в нее начали влюбляться мальчики, Понька случайно узнал из записки, обнаруженной в ее книге. Хотел было сказать маме, но передумал. Вспомнил, что подобную записку он тоже писал Настеньке, с которой учился в пятом «а».
Понька отходит на почтительное расстояние от стола и глядит на Айкино поведение. У Поньки на лице теперь было такое же дурацкое выражение, как у Гешки Селезнева час назад. Вначале Айка еще раз глянула в Понькину сторону, затем перевела взгляд на стол и, увидев перевернутую кружку, хмыкнула от неудовольствия:
– Опять набросал!
Произнеся эти слова, она резко подняла кружку. Пружина, эта упругая, стальная пружина, которая столько минут ждала Айкиного носа, мгновенно распрямилась, словно змея, и молнией кинулась в Понькину сторону. Он даже не успел мигнуть, как она концом завезла ему пощечину. Айка вначале было вздрогнула от неожиданности, через минуту хохотала звонко и весело. Пружина лежала у Понькиных ног, на окне валялись разобранные часы, а Понькина щека горела от боли. Фокус с треском провалился.
– Ну, погоди! – про себя пригрозил Айке и выбежал на улицу.
Владимир СЫСЮК.
Продолжение следует…
© Редакция газеты «Камышловские известия»
