«Камышловские известия». Испытание мужеством

Формирование 153-й стрелковой дивизии проходило летом 1940 — весной 1941 годов на территории Еланских лагерей.

В дивизию входили 435-й, 505-й и 666-й полки и 565-й легкоартиллерийский полк. В их составе служили и земляки-камышловцы, среди них: А.С. Акулов, Р.Н. Алексеев, В.А. Басков, В.А. Быков, С.К. Болотов, П.Ф. Веревкин, Я.А. Зуев, Н.Е. Калугин, И.И. Клюев, С.И. Коротаев, И.И. Сивирин, С.И. Шубин, А.П. Шумков, B.C. Шульских и многие другие. Штаб дивизии находился на ул. Первомайской в Свердловске в Доме культуры им. Горького.
В начале мая 1941 года дивизия погрузилась в эшелоны и двинулась на запад, как бы на учения. Бойцы весело выглядывали из дверей теплушек. Вот и Пермь позади. Махали пилотками:
— До свидания, Урал, жди нас к уборочной…
После Перми эшелоны резко замедлили ход. Шли больше ночью. Днем, как правило, стояли в глухих тупиках. Было приказано: у вагонов не толпиться.
— Едем, будто на войну, — говорили бывалые бойцы, хлебнувшие лиха на Халхин-Голе и на финской.
— Сказано же — на манёвры, — отвечали молодые, не нюхавшие пороха.
Солнце старалось вовсю. Майское солнце 1941-го. Войны ещё не было, но война уже стояла у наших границ, и об этом хорошо знали в Кремле. Железная дорога была забита войсками. Все они спешно переправлялись туда же, куда спешила и
153-я: на войну… И года не прошло, как она была сформирована, во главе — командир дивизии полковник Гаген, военком — полковой комиссар Захаров, начальник штаба — подполковник Черепанов, начальник особого отдела — майор Захаров (однофамилец военкома).
И вот дивизия вслед за солнцем катится на запад. 16 тысяч штыков. Сила.
В пути догнала депеша: разгрузиться западнее Витебска… Уральская дивизия выгрузилась из вагонов.
Утро выдалось тихое, светлое. Ни облачка. В небе звенели невидимые жаворонки… Наступил самый длинный день в году — 22 июня. Командир пулеметного отделения и помкомвзвода Роман Никитич Алексеев, получив увольнение, с утра первым же делом опустил в почтовый ящик письмо-треугольник и начал осматривать Витебск. Здесь ещё никто не знал, что мирная жизнь советских людей нарушена. Фашистские бомбы уже рвали нашу землю.
На берегу Западной Двины, где раскинулся палаточный городок, бойцы спокойно и деловито устраивали свой нехитрый армейский уют: смех, шутки, песни. Как и полагается в мирное время.
В полдень дивизионная радиостанция приняла тяжкую весть: война! Сначала как-то не верилось: небо чистое, река спокойная. И — тишина. Но митинги уже были громом. Уральцы клялись не жалеть сил и самой жизни для разгрома врага…
С ходу начали готовиться к боям. Рыли окопы и траншеи, оборудовали огневые позиции. Рядом с бойцами с таким же упорством работали местные жители, все, кто мог держать кирку и лопату. За несколько дней подготовили не ахти какую оборону, но держаться уже было можно: не голое место.
Дивизия растянулась по фронту на сорок километров при уставной норме восемь-десять. Так приказал полковник Гаген. Мудрый был комдив. «Главное сейчас,- говорил он, — как можно на дольше задержать продвижение немцев на широком фронте, на узком они нас быстро обойдут».
Всё бы хорошо, но… Не хватало винтовок, снарядов, патронов. Телеграфировали об этом во все высокие инстанции, вплоть до Москвы. В ответ — ни звука. А тут ещё выясняется, что на Витебск нацелился немецкий 39-й танковый корпус. Это же полный крах.
Комдив отдал приказ: стоять насмерть! И тут — удача. В полосе обороны дивизии оказался 293-й тяжелый артполк, потерявший связь со своим командованием. Артиллеристы имели полный боекомплект. К тому же запаслись бутылками с бензином, для тех, кто без винтовок. Танки жечь.
Наступило 5 июля. Разведка донесла: идут танки в колонне по 26 штук, машины с пехотой и мотоциклисты. Немцы песни горланят, уверенные, что впереди никого, пусто.
И грянул первый в истории дивизии бой. Когда танки выкатились из-за поворота, первой ударила батарея лейтенанта Логвинова из штурмового 565-го легкоартиллерийского полка. Вражеская колонна встала, будто наткнулась на невидимую стену. Вступил в бой и весь полк майора Воробьева. Сдержанно заговорили пулемёты и винтовки: патроны — на вес золота. С тыловых позиций тяжелый 293-й артполк обрушил на танки свои дальнобойные снаряды. Запылало несколько танков, в воздух взлетали искореженные автомашины и мотоциклы. Немцы поспешно откатились. Но ненадолго. На наши позиции обрушился град снарядов и мин. Завыли над окопами пикировщики. Бомбы сыпались и сыпались. Землю трясло так, что колыхались телеграфные столбы. Людей выбрасывало из окопов, как мячики. В этом грохоте тонули крики раненых. Нечем было дышать: гарь от разрывов клубилась адским облаком. Орудия взлетали в воздух, будто невесомые.
И сразу же — танки!
И снова батарея Логвинова первой принимает бой: она ближе всего к атакующим. Стряхнув с себя комья земли и наскоро перевязав раны, к одному из уцелевших орудий бросились наводчик Никонов и заряжающий Елисеев. Бьют почти в упор — подпускают метров на пятьдесят. «Бутылочники» пока отсиживаются: далеко, не добросить. 293-й полк накрывает танки тяжелыми.
Ни мотоциклистов, ни пехоты. Немцы, видимо, решили сокрушить дивизию танковым тараном. Не получилось… Они откатились и затихли. Надолго ли?
Похоронили убитых, тяжело раненных отправили в село Тарелки. Торопливо восстановили разрушенные окопы, артиллерийские позиции, участки траншей.
Наступило утро 7 июля. В небе появилась «рама», покружилась с полчаса и тихо уплыла назад. И только уплыла, сразу же налетели «Юнкерсы», ударили пушки и миномёты. Ни головы поднять, ни прицелиться. И тут же, поднимая облака пыли и стреляя на ходу, широким фронтом двинулись танки. И с десяток из них опять на батарею Логвинова.
Снарядов — раз-два и обчелся…
У бойцов — черные лица, черные бинты. И земля вокруг черная. Смерть смотрит прямо в глаза — тоже черная. Лежат мертвые, кому где пришлось. А живые делают своё справедливое дело. И опять танки. Они прорываются прямо к траншее. Настала очередь бутылок. Бросали наверняка, на вытянутую руку, лоб в лоб. Только тогда, когда танк обдавал лица бойцов нестерпимым жаром, в него летели «гостинцы». И было вот что удивительно: летела сначала бутылка, а за ней следом — факел. А танк вспыхивал ещё до того, как факел ударялся о броню: это подхватывали огонь пары бензина, горячий воздух, горячая броня. И немцы опешили — что это за огнемёты такие у русских?
Какой же характер надо иметь, чтобы вот так встречать танки — лоб в лоб, почти на вытянутую руку!
Но вернёмся к бою. Впереди стрелкового батальона окопался орудийный расчет старшего сержанта Мифтахова. Танки двинулись на батальон, но не дошли. Три выстрела, и три машины, распластав гусеницы, замерли. Целая фашистская батарея била по орудию. Но этот ствол стоил девяти. У орудия остался один наводчик Ануфриенко. Обливаясь кровью, он загонял кровавые снаряды в ствол — и бил, бил, бил…
Неделю шёл этот беспримерный бой. Фашисты ни на шаг не продвинулись там, где стояла почти безоружная 153-я стрелковая дивизия. И враги начали огибать её. Обойдя нашу оборону, немцы захватили Витебск. Дивизия оказалась в огненном кольце.
Прикрывая витебское направление, дивизия полностью выполнила боевую задачу. Было отражено 26 массированных атак танков и пехоты. Бои показали, что сильного противника можно успешно громить. Но дивизия понесла тяжелые потери, в основном в живой силе, так как ни танков, ни бронемашин у неё просто не было.
Для боя у солдат оставались только кулаки. Никто не зал, что делать, как быть. Наступавшие немцы уже далеко. Но сюда может нагрянуть новая волна. И тогда…
Зной, как у летнего костра. Ветер разносит запах смерти. Вот они — убитые, считать не сосчитать….
Комдив, ни на кого не глядя, тихо сказал:
— Скажите жителям — пусть похоронят. Раненых и двух врачей оставить в деревне…
Выход был один: идти на прорыв. Иначе гибель верная. И пошли на восток по бесконечным белорусским болотам. Знали, что в Белоруссии много болот, но чтобы столько… Какими только словами не проклинали бойцы эту бесконечную чавкающую жижу. Но они, эти болота, были и на руку дивизии. Она как бы растворилась в них, бесследно пропала.
Не было в дивизии самого главного — хлеба, соли, сахара. На каком-то полустанке наткнулись на вагоны с мукой. Мучную болтушку давали раз в сутки. Уцелевшие пушки и машины тащили на плечах, выбиваясь из сил: колёса утопали в грязи. Решили пробиваться в сторону Дорогобужа. Легко сказать — «пробиваться». А чем? Одна надежда — на ночь, штыки да на «ура».
Вот тут чётко «сработала» немецкая разведка. Гитлеровцы не знали, что это за часть такая прорывается. Огонь был сплошным, пришлось спешно отходить.
Убитых подбирать было некогда, тяжело раненных тоже. Так и остались многие из них «без вести пропавшими…»
И снова, утопая в болотах, потянулась дивизия к Дорогобужу. Усталость валила с ног. И голод давал о себе знать. Но это еще полбеды. Беда в том, что воевать нечем. Хотя бы знать, где наши, всё было бы легче. Но тут радисты поймали позывные штаба корпуса. И полковник Гаген получил приказ: прорываться к Смоленску. В этот день дивизии снова повезло, в лесу были найдены винтовки, ящики с патронами и даже несколько машин со снарядами. Всё это бросили отступающие части.
— Живём, — повторяли командиры и бойцы.
И про голод забыли.
А вот за горючее пришлось биться. Другого выхода не было. Стремительным броском, дошедшим до рукопашной, бойцы захватили базу… Машины пошли своим ходом: гора с плеч.
Но главное испытание было впереди. Гитлеровцы решили разом покончить с непокорной дивизией и бросили против уральцев 17-ю и 18-ю танковые дивизии (опять танки!). И сколько безвестных героев осталось в этих лесах и болотах!
Наступили решающие для прорыва дни. 17 июля дивизия с беспрерывными боями пробилась к реке Черница. Немцы не давали ни минуты передышки, всё туже затягивая петлю. Дивизия заняла круговую оборону, чтобы дать возможность сапёрам навести переправу, благо — лес рядом. Теперь — только вперёд! В авангарде — главные части: два стрелковых полка и несколько орудий. Ночью бойцы бесшумно заняли исходные позиции. Артиллерийские батареи (половинного состава) поставили орудия на прямую наводку.
Чуть посветлело, и грянуло дружное «ура». Бойцы бросаются в реку. Убитые идут ко дну. Раненые тоже, захлебываясь. Начальник штаба торопит:
— Скорее, земляки, скорее!
Артиллеристы бьют по огневым точкам противника. Пошла рукопашная. Удвоив силы, гитлеровцы бросаются в контратаку, впереди автоматчиков — танки. Но поздно. Наши пушки бьют без промаха…
27 июля дивизия вырвалась из кольца. Почти две недели бессонных дней и ночей бились они, прорываясь к своим. Более двухсот километров прошла дивизия рядом со смертью. Это был поистине массовый героизм. За исключительную организованность и отвагу, дисциплину и стойкость Верховный Совет Западного фронта объявил всему личному составу дивизии благодарность. В том числе были камышловцы: Г.Г. Аптин, В.А. Басков, С.К. Болотов, В.А. Быков, Я.А. Зуев, И.Н. Пульников и другие. Услышать благодарность удалось не всем. В одном из боёв Роман Никитич, раненный в ногу, превозмогая боль, отполз в кустарник. Потом сунулся, было, к дороге, а по ней уже вовсю шли колонны немцев. Алексеев оказался в тылу врага.
Раны сковывали движение, но, сжав в руке гранату, он думал, что живым в руки немцев всё равно не дастся, в плен дороги нет. Он полз, в глухих местах шел, опираясь на палку, медленно шел, сам не зная куда. Трудная началась жизнь: болота, леса, хутора. Кое-как подлечился. Партизанское движение в белорусских лесах принимало организованный характер. Роман Никитич был зачислен в партизанскую бригаду, командовал которой Катаев.
Любая война без пленных не бывает. Не обошла судьба фашистского плена и наших земляков, оказавшихся в окружении, тяжело раненных в первых боях под Витебском: А.С. Акулова, П.Д. Дурнасова, С.А. Коробицина, И.Я. Королева, Н.А. Мельникова, Н.М. Романова, А.Т. Селезнева и других.
Из воспоминаний бывшего военнопленного С.И. Коротаева — тяжело ему ворошить прошлое, бередить раны. Защищал Витебск. Попал в окружение. Потом — лагерь для военнопленных в Махтенбурге.
— Когда гнали нас, солдат, по дорогам Германии, — рассказывает Степан Игнатьевич, — то даже дети швыряли в нас камнями, рассекая головы пленным. Ну, а о фашистах и говорить нечего. Те вообще нас за людей не считали.
Время берёт своё. В Камышлове уже не осталось ни одного из ветеранов 153-й дивизии.
Вечная память и слава тем, кто пал на полях сражений, многие из которых так и остаются до сих пор пропавшими без вести, и тем, кто ушёл из жизни после войны.