Картинки из детства

Злосчастная чернильница
Прочел как-то в газете обращение к камышловцам написать об интересных событиях, так или иначе связанных с главной улицей нашего города — Торговой.
В моей жизни главная наша улица изобиловала этими самыми событиями, и, как мне кажется, весьма любопытными. Вот лишь малая толика из них.
Ну, начну хотя бы с того, что учиться я начал в школе № 59, находилась она в то время на главной улице города — сейчас это магазин «Пассаж». Двухэтажная, уютненькая, и мне она нравилась. Учился неплохо. Особенно мне нравилась математика. Я с удовольствием решал и, как мне казалось, красиво располагал столбики примеров на листе тетради. В школе впервые был замечен и оценен мой интерес к рисованию.
Нравилось и то, что в большую перемену каждому ученику давали кусочек черного хлеба, посыпанного сахаром. Кусочек был маленьким настолько, что его можно было проглотить не жуя. Мы же, чтобы продлить удовольствие, смаковали его так долго, как только могли. Время было военное, голодное.
Проучился я в этой школе недолго. Виной тому стал случай, и пренеприятнейший. У одной ученицы, моей соседки по парте, пропала чернильница. И все почему-то, даже учительница, подумали, что чернильницу взял я. Хотя я ее не брал. Мне велено было привести в школу родителей, а я посчитал это настолько несправедливым и оскорбительным, что просто перестал ходить в школу. Родители ничего не подозревали, потому как я исправно продолжал делать уроки, которые сам себе задавал. Утром уходил как бы в школу.
В первый же день определился с маршрутом моего шатания по городу. Вокзал, затем по улице Красных Орлов шел до элеватора, оттуда по железнодорожной ветке до мельзавода. Тем же путем возвращался обратно. На Торговой заходил во все магазины подряд и где-то часов в одиннадцать с «чистой» совестью шел домой.
Представить не могу, чем бы закончились мои похождения, если бы в конце недели к нам не зашла соседка-одноклассница. Я в это время по обыкновению выполнял уроки. Каково же было удивление мамы, когда соседка спросила, почему я не хожу в школу. Разумеется, все выяснилось, я был крепко наказан, и было за что. Но самое важное для меня в этой истории то, что когда приехал из поездки отец, он поверил мне, понял меня и наказывать больше не стал.
Я благодарен ему за это всю жизнь. Отец поступил мудро, переведя меня в другую школу — № 3, она находилась в здании нынешнего музея. С этой школой у меня связаны самые теплые воспоминания.

Я запомнил этот праздник
Камышлов праздновал долгожданную Победу. Это был первый праздник Победы. Задолго до начала народ начал стекаться к площади. Шли колоннами, шли сплошным потоком. Из громкоговорителей разносились и растекались над всем городом мелодии любимых народом песен и маршей. Вскоре вся площадь, сквер и прилегающие к ним улицы бурлили людьми. Хоть и не для всех День Победы был радостным, и все же это был праздник. Радость была, как говорят нынче, со слезами на глазах. Мы, ребятишки, сновали туда-сюда, норовя увидеть всё и вся.
На Торговой, как бы на возвышении, замерли в строю солдаты Камышловского гарнизона, при оружии. Между трибуной и демонстрантами гарцевал на белом коне и отдавал какие-то распоряжения, по-видимому, командующий парадом. Отзвучали приветственные речи. В наступившей тишине слышны команды, поздравления. Над площадью прокатилось трехкратное «ура», и вот наступила кульминация праздника — парад.
Парад Победы в Камышлове. Первый и самый запомнившийся. Чеканя шаг, повзводно, под звуки оркестра, проходят торжественным маршем солдаты с винтовками наизготовку. Солдаты, которых война обошла стороной. Сыновья победителей. С непонятным для меня, впервые испытанным, распиравшим грудь чувством смотрел я им вслед. С тех пор праздник Победы стал для меня, да и для моих сверстников, наверное, заглавным праздником всей жизни.
Пишу, и невольно закрадывается мысль: а не плод ли это моей детской фантазии? Но нет. Был и всадник на белом коне, и парад, как был и первый праздник Победы.

Г.К. Жуков в Камышлове
На Торговой улице я впервые и единственный раз в жизни видел маршала Жукова. Это было в один из послевоенных весенних дней. Пора экзаменов. По городу разнеслась весть — в город едет Жуков. Не могу понять, откуда мы, ребятишки, узнали вдруг, что он поедет по Торговой улице, уже едет. Услышав это, побросав все, стремглав понеслись на Торговую, и на наше счастье, оказались там вовремя. Со стороны пятого магазина катил «Виллис», на переднем сиденьи которого, рядом с шофером, горделиво, как-то по-особенному величественно восседал Георгий Константинович Жуков. Замерев от восторга, с открытыми ртами мы провожали глазами живую легенду войны. В те мгновения мы ощущали себя сопричастными к минувшей войне, этому мужественному человеку, и оттого были счастливы.
Хочу рассказать в связи с этим одну из легенд, бытовавшую на нашей земле и передававшуюся из уст в уста камышловскими охотниками. Известно, что Жуков был заядлым охотником. И было будто бы у него любимое трофейное ружье, которым он очень дорожил. Где, как и почему произошло раздутие ствола, легенда умалчивает. Куда только ни обращался Георгий Константинович, все только разводили руками. Даже в оружейных мастерских Уральского военного округа ничего не могли сделать. А вот мастера-умельцы Камышловского паровозного депо поколдовали над ним и сладили. Не верите? Ну, за что купил — за то и продаю. И все же верю я, были у нас такие умельцы и не перевелись, наверное, еще.

Невыдуманная история
Мой путь в школу № 3 проходил по улице Свободы, ныне Ленина, мимо церкви, площади. Я мог пройти его с закрытыми глазами, настолько было все знакомо и обыденно. Церковь с ее невысокой каменной оградой, тополями за ней и великолепными вратами замыкала собою площадь. Несмотря на то, что на площади тогда не было тополей, была она уютной, церковь придавала некоторую законченность всему ансамблю. И центром ансамбля, естественно, был храм, а площадь воспринималась как дополнение к нему. Дырявый купол храма был постоянно наполнен гомоном гнездившегося в нем воронья. Лишь изредка возникала непривычная тишина. В то утро птицы летали низко и кричали громко, тревожно. Громада храма четко прорисовывалось на фоне зарождающейся утренней зари. А над антенной, что венчала купол, был виден нависающий силуэт большой птицы. Не знаю, был ли это коршун-подранок, оставшийся зимовать, старый ли ворон, сова ли, не знаю. Хищник периодически пикировал на заметавшуюся под ним стаю, пытаясь схватить зазевавшуюся птицу, затем взмывал и громоздился на облюбованное им место. Когда его атака завершалась успешно, он улетал, скорей, уплывал в сторону Реутинки.
Так повторялось каждый раз до того рокового для хищника дня, когда воронье неожиданно взбунтовалось и всей стаей начало атаковать его. Хищник величественно уплывал в утреннюю дымку, изредка, как бы нехотя, отбивался от нападающих. Атаки стаи были весьма успешны и настолько, что от хищника летели перья. Какое-то время еще можно было видеть мелькание крыльев, но вскоре дымка поглотила и преследуемого, и преследователей. Я остановился и стал ждать, что же будет дальше. Вскоре стая стала возвращаться, проявляясь на небосклоне все четче и четче. Вот уже все пространство над куполом церкви наполнилось победным криком. Стая долго еще кружила над церковью, деревьями, но гомон ее постепенно стихал, и вскоре сменился звуками просыпающегося города. Хищник после этого боя уже не появлялся над церковью.

Как я нашёл клад
В том же году, только чуть позже, произошло событие, для меня весьма значимое, связанное непосредственно с церковью Александра Невского. Кто из нас не мечтал в детстве найти клад! Представьте себе, я его нашёл. Как выяснилось впоследствии, это была церковная казна этой самой церкви.
На месте здания бывшего горкома партии стояли громадные каменные склады. В послевоенное время в них жили пленные немцы. Затем их куда-то перебросили, и мы, проныры, играя, естественно, осваивали пустующую территорию. Что только не находили мы, ползая под полом в тех помещениях. У меня до сих пор хранится туалетный литой стаканчик для бритья из сплава серебра и олова с рельефами герба и готических замков на стенках. Так вот, пробегая как-то вдоль стены, я заметил необычно блестящую монету. Она лежала на земле, в нише стены. Подобрал, монета оказалась дореволюционной чеканки. Поковыряв из любопытства землю, наткнулся на коровьи рога, к удивлению моему, тщательно обработанные. Это подстегнуло моё любопытство. И не напрасно. Под ними я обнаружил большие жестяные банки, наполненные медной монетой. Разобрав еще один слой рогов, я увидел такие же банки, но уже с серебряными монетами разного достоинства. Монеты были уложены тщательно стопками и интригующе блестели. Я осознал наконец, что нашёл настоящий клад. В два захода мы с братишкой перетащили все это богатство домой. Монет было так много, что мы поначалу раздавали и разбрасывали медяшки налево и направо. Отец, узнав о нашей находке, увёз ее в Свердловск. Стоила она, как я полагаю, немало. Отец рассказывал, что дали рубль за рубль. Чувство некой исключительности произошедшего со мной живо и поныне. Согласитесь, не так много людей находят клады, а я нашёл. И ещё какой!

Послевоенный базар
Камышловский рынок в те годы замыкал Торговую улицу. Из послевоенного времени мне почему-то больше всего запомнились воскресные базары. В те годы это было увлекательнейшее действо, представление, можно сказать, в котором участвовало чуть ли не все взрослое население города и окрестных деревень. Народ выплескивал, вывертывал наизнанку всю свою душу. Я буквально растворялся в шумной суете, впитывая в себя все, что видел и слышал вокруг. Этот завораживающий говор толпы, шутки, смех, звуки гармошек и песен. По всему периметру рынка, огороженного в то время деревянным забором, были разбросаны ларьки, располагались фотографические салоны, всякие мастерские. Мне запомнился небольшой молочный павильон. В нем женщины в белых передниках и нарукавниках продавали разные молочные вкусности: сметану, варенец, творог, а зимой здесь штабелями лежало замороженное молоко. В то время холодильников не было, и молоко морозили. На толкучке в тот день можно было купить и отремонтировать все, что угодно. В толпе, что растекалась далеко за пределы рынка, можно было увидеть и мужика с полутораметровой щукой на плече, и вездесущих цыган, дурачащих народ, и разную живность, например, морских свинок, вынимавших из коробочки за небольшую плату фантики с предсказанием твоей судьбы. Яркие расписные игрушки, посуду, глиняные свистульки. Короба, груженые огурцами, овощами, привезенными на подводах колхозниками. И непременно звучали песни — пронзительные, напоминавшие о минувшей войне. И все же над всем этим витала неуемная, всепоглощающая жажда жизни. Народ оживал. Это чувствовалось по всему и передавалась всем.

Сокровищница города
А еще на главной нашей улице есть сокровищница города — городская библиотека. Она занимает в моей жизни и, как мне думается, в жизни многих поколений камышловцев особое место.
Впервые я перешагнул её порог ещё не будучи читателем. А произошло это так. На дверях библиотеки висело объявление, призывавшее горожан посетить выставку даров камышловской земли. Преодолевая робость, ведь это была библиотека для взрослых, я поднялся. Увиденное явилось для меня воистину открытием. Я и представить себе не мог, что в моем родном городе может произрастать то, от чего ломились столы, стоявшие в два ряда в зале, где находится сейчас литературно-музыкальная гостиная. Выставка, поразившая детское воображение, определила мой интерес к садоводству на всю жизнь. Помнится, в том же году мы посадили кусты сирени под окном дома. Они отросли и радуют глаз поныне. С волнением, глубоким удовлетворением и даже гордостью смотрю на них, проезжая мимо родительского дома. Ещё бы, ведь эта сирень долгие годы была единственной на всю улицу Ленина.
Много позже, работая учителем в школе № 1, я был инициатором и организатором создания коллективного сада «Школьник». А теперь, находясь на заслуженном отдыхе, мы вместе с женой с нетерпением ждем каждую новую весну и любуемся своим маленьким садом, которому становится уже тесно на отведенном ему месте. И этой любовью к садоводству я заразился там, в библиотеке, где позднее не раз проводил лучшие часы своей жизни.
Мне посчастливилось быть, как мне думается, случайным свидетелем зарождения в городе литературного движения, которое вылилось и оформилось впоследствии в объединение «Литературный четверг». Именно в библиотеке еще в 60-е годы собирались камышловские поэты. Их было немного — молодых, неравнодушных. Они робко, наверное, впервые читали в зале библиотеки свои стихи. Встречу вел, в сущности, их ровесник, сотрудник газеты. В моей памяти сохранилось, почему не знаю, одно четверостишие от этой встречи:

Называют меня трепачом,
Так порою бывает обидно.
Впрочем, всё это мне нипочем,
Просто людям, наверно, завидно.

С интересом прослушал все выступления. Честно сказать, они меня удивили и воодушевили настолько, что в одно прекрасное время я сам пробовал что-то рифмовать. Разумеется, это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы читаем в литературном спецвыпуске «Камышловских известий». В нём есть очень хорошие стихи, в которых присутствует настоящая поэзия. Считаю, что «Литературный четверг» — это естественное продолжение того первого литературного объединения.
Трудно переоценить и создание, и становление при библиотеке литературно-музыкальной гостиной, это детище директора библиотеки Татьяны Матвеевны Ошиваловой. Кто-то может сказать, что-де все руководители что-то да делают. Ну, одни меньше, другие — больше. Это их работа. Ещё как согласен. Но тут другой случай. Сомневаюсь, чтобы другой на месте Татьяны Матвеевны сделал бы то же самое. Для этого нужно ею родиться. Жаль, что так радеющих за родной город, свою работу — единицы.
Я благодарен коллективу библиотеки за их внимание ко мне и другим художникам. А по большому счет — за то подвижничество, за ту просветительскую деятельность, которую они ведут на благо родного города и живущих в нем.

Виктор КУЗЬМИН.
На фото улица Карла Маркса. 1948 год.