Дорогами войны.
С участником Великой Отечественной Иваном Ивановичем Злобиным мы рассматриваем его альбом с фотографиями. На снимке 1943 года он совсем мальчишка, хотя к тому времени довелось и пережить немало, и научиться уже многому. На войне оказался, когда шёл ему 18-й год, Победу встретил в 20, а домой вернулся уже в 1948-м.
Слушаю его рассказ – хочется одновременно и плакать, и смеяться: настолько живая речь ветерана, ироничная, интересная. Был он штурвальным на комбайне, артразведчиком, шофёром, кузнецом – много всего попробовал и испытал в жизни. Лыжник, рыбак, охотник, муж, отец, дед, прадед, а сейчас уже и прапрадед – большая семья всегда рядом, окружает заботой, хотя и потерь за долгую жизнь было немало.
– Много у меня в жизни было переживаний, – говорит Иван Иванович. – Книжки читаю, на рыбалку с зятем езжу – это у меня сейчас такое спортивное занятие. Альбом – моё богатство, здесь все мои друзья-товарищи.
Был у него лучший фронтовой друг И.В. Гуревич, с которым часто встречались в Ленинграде, где он жил, было много встреч с однополчанами в Москве, Полтаве. Сейчас это прошлое живёт в воспоминаниях Ивана Ивановича.
На месте он сидеть не любит, зимой и летом гуляет со скандинавскими палками, а самое, наверное, главное, – сохранил отличное чувство юмора и прекрасную память. Из его рассказов о довоенной, военной и послевоенной молодости можно написать целую книгу.
Накануне великого Дня Победы вместе с рядовым 33-й Гвардейской миномётной бригады Иваном Ивановичем Злобиным переносимся в годы его юности, которая оживает в воспоминаниях ветерана во всех подробностях.
Про школу и крыс
– Когда война началась, мне было 15 лет, – начинает рассказ Иван Иванович. – А мы сызмальства работали. Я же галкинский, четыре класса в деревне закончил – и в школу в город бегал пешком туда и обратно. А после 5-го класса остался на второй год. Походил-походил, помню, у ботинка подошва отлетела, я верёвочкой привязал, так и домой пришёл. На другой день опять надо в школу пойти. Пошёл через рощицу, запнулся, совсем оторвал. Обратно идём с Лёней Размахниным, и говорю: «Я, Лёнька, в школу больше не пойду». С нами дети спецпереселенцев учились (высланных кулаков). Хоть пацан, а понимал: эти спецпереселенские дети лучше одевались, мы-то в одних ремках ходили. А Лёнька говорит: «Пожалуй, я тоже не пойду».
И пошли мы с ним коров пасти, вот и вся моя наука. Зимой на зайцев ставил петли, осенью крыс копал. Тогда много было грызунов, нас, школьников, даже призывали включиться в борьбу с ними, чтобы сохранять урожай. У меня была собака Пальма, она этих крыс сразу чуяла. Помню, крыса 1-го сорта стоила рубль. И я этим занимался, а уроки не учил. Учителя жаловались матери, а нас здорово воспитывали: отпорют вицей – и всё. А потом война началась…
История с прокурором
– А рожь поспела через месяц. Помню, помогал мне зерно перетаскивать крёстный Иван Семёнович Матвеев. Надо было взвешивать, а потом тащить мешок под сарай и вываливать в кучу.
Так вот, рожь убрали, это на мне сказалось – надорвался. И меня поставили на лёгкий труд – помощником комбайнера, штурвальным. А комбайнером была Валентина Яковлевна Никитина. Потом многим из нас пришли повестки, в том числе и мне – пройти комиссию и учиться в ФЗО. Пошёл я на комиссию и угадал в ФЗО в Нижний Тагил.
Учился на столяра, а после ФЗО направили в Полевской на Северский металлургический завод, в войну там делали броню для танков. Начальник говорит: работы для вас по специальности нет, а есть такая: у нас в подсобном хозяйстве было 12 коров, а сейчас полторы сотни, потому что поступил эвакуированный скот. И надо коровники строить к зиме. И оно очень мне потом пригодилось, даже в армии. Многому тогда научились.
Мы с коровником закончили, и мне пришло письмо от сестры, чтобы я отпросился домой повидаться с отцом, так как скоро пойду в армию.
Я сходил к начальнику, он разрешил, потому что мы были уже на очереди, больше некого из молодых было в армию брать. Было это осенью 1942-го. Отпустили, я должен был в Камышлове сняться с военного учёта, в Полевской вернуться и встать на учёт. Но я туда не поехал, причина такая. Пришёл в военкомат, а офицер говорит: со дня на день ждём приказа. Поживи ещё неделю, и из дома в армию уйдёшь. В общем, пошёл я в колхоз работать, сено возил для конного двора, а повестки всё нет.
Потом всё же пришла повестка, обрадовался. В военкомат пришли мать, сестра, подружка моя. Оттуда в Бобылевский сад привезли, там гармошка играет, пляшут. Нас, призывников, разделили на две группы. Первая пошла в баню, чтобы потом в вагон грузиться. А я в другой остался. И тут приходит милиционер, называет мою фамилию: тебя разыскивает прокурор Полевского района. Привёл меня в милицию, я всё ему рассказал. Он говорит: ты нарушил закон военного времени, мы должны доставить тебя прокурору.
Сводили меня в баню и отвели в тюрьму. Открыли двери в камеру – некуда ступить, везде народ. Втолкнули и дверь закрыли. Ночку я там пробыл, утром сестра сходила к прокурору, он её успокоил: если ни в чём не замечен, отпустим. Потом привёл её к тюремным воротам, а сам – к начальнику тюрьмы. Так меня и выпустили. И я снова стал работать, а 13 января 1943 года пришла повестка. И тут меня уже забрали в армию.
В учебной миномётной бригаде
Сначала я попал в Челябинский учебный полк, в батальон снайперов. Одеть нас не во что было – кому будёновку выдали, кому – ушанку, на одной ноге синяя обмотка, на другой – чёрная. Однажды мы были на тактических занятиях в берёзовой роще. Нас учили на лыжах ходить, быстро их снимать и на деревья забираться. Прибежал посыльный, сказал, чтобы немедленно прибыли в расположение на построение. Прибежали – весь полк уже на месте. А вдоль строя идут наши офицеры и ещё какие-то в хорошей одежде с погонами. И некоторых выводят.
Отобрали нас, наверное, человек 60. Отдельно поселили, закрепили за нами офицера. С недельку мы пожили там, потом отправили в Москву. Там встретили, обмундирование выдали, объяснили, что здесь базируется учебная 2-я Гвардейская миномётная бригада. И мы будем учиться по разным специальностям. Я попал в артразведчики.
Здесь уже пахло войной. Ночью аэростаты поднимались, воздушные тревоги были. Приехали мы в апреле 1943-го, а в августе уже во фронтовой бригаде были. Я попал с земляком Мишей Семёновым в 33-ю Гвардейскую миномётную Ясскую бригаду. Как артразведчик, я оказался во взводе управления.
Прошла, наверное, неделя, потом нас спросили: кто знаком с моторами? Я говорю, что штурвальным работал. И через пару дней пришёл приказ перевести меня в парковый дивизион на должность помощника шофёра. Назывался он ещё дивизионом боепитания.
Жили в палатках, где-то на окраине. 30-ю бригаду обеспечили нашей техникой и отправили на фронт, а мы остались. Поставили в резерв главного командования, привезли в Шумиловские леса. Сказали, что землянки будем строить, уже был конец сентября. Рубили брёвна, стаскивали их к месту. Потом на разводе командир обратился к нам: кто умеет тесать? Я молчу, а кто-то рядом сказал про меня: вот он знает, как. Говорю: учился на столяра, приходилось работать с плотниками. Показал, как умею, – протесал три метра. И поставили меня на эту работу. Землянки мы сделали, пожили в них недельки полторы, а 7 ноября – построение. Комбриг поздравил с праздником, все ему кричат: когда на фронт? Он отвечает: ждём приказа, ничего, ребята, успеете ещё.
Потом старшину к нам временно определили, а у него балалайка. Я слушал и говорю ребятам: вот бы поиграть! Они попросили у старшины. Я играл, они плясали – духом мы никогда не падали, какое бы время ни было.
Снаряды для «катюш» и «андрюш»
Однажды подняли утром по тревоге. Старшине приказали явиться в штаб бригады. Потом пришли за нами машины и повезли на фронт. Как мы ехали! Ни куска хлеба, ни сухаря. Горошницу сначала варили из вики, но и она кончилась. Потом рожь варили, а её и голодный есть не будешь.
Прибыли на 2-й Украинский фронт, разгрузились под Киевом, на станции Бровары. Нас уже ждали. Переночевали в землянке, а утром по машинам – и поехали. Первая стоянка была в Василькове, оттуда с артскладов на передовую снаряды возили. Сначала на исходную позицию, а по ночам, в темноте, – на огневую.
Грузить самим приходилось. Снаряды для «катюш» весили больше 100 килограммов, их применяли для уничтожения огневых точек, били по скоплениям, особенно по танкам противника. Установки были засекречены, каждая заминирована. Снаряды подвести было очень сложно: немцы даже на звук стреляли. А наша задача была – обеспечить бригаду снарядами, себя и машины сберечь. Тяжело было нам, шофёрам. Копали аппарели – под кустами, на опушке, маскировали ветками.
Так мы дошли до Румынии, с мая до августа 1944-го стояли в обороне – готовились к наступлению, входили в Ясско-Кишинёвскую группировку. Бывало, давали залп всей бригадой – это четыре дивизиона, в каждом четыре батареи, в батарее четыре взвода, а во взводе четыре установки.
После Румынии перебросили на Западную Украину, на замену техники. Милиция привлекала нас искать бандеровцев. Выезжали в хутора на операции. Леса прочёсывали, попадали под обстрел бандитов. Потом – в Венгрию, оттуда – в Чехословакию – Брно, Братислава, и война кончилась, километров 100 до Праги не дошли.
А война кончилась интересно: мы занимали место в саду у церкви, все уже уехали, а несколько человек оставили с остатками горючего и техники. Вечером приехали за нами и оставшимся батарейным имуществом и говорят: война кончилась, чехи все радуются! Но старшина не поверил, пока приказ не зачитают. Утром посыльный прибежал: все на построение. Приказ зачитали, народу высыпало, обнимают нас, в гости приглашают. А нам надо в расположение ехать. Приехали, обнимаемся, радёхоньки. Стали домой писать. Я такое письмо написал – дома никто не мог прочитать. Потом и сам ничего не мог разобрать.
Один раз нам разрешили съездить на текстильный комбинат в Брно за материалом, чтобы посылки домой отправить. Выделили машину, и мы поехали. Внизу – ткацкие станки, на верхних этажах – стеллажи с тканями, и уже почти все пустые. Собрали, что осталось, выслали.
Ранение у меня было небольшое, царапина, я даже не понял, что ранили. Стоял на посту в Василькове. Слышу: самолёт идёт, и шум большой. Три бомбы сбросил напротив нашей стоянки. Осколки летели так, только искры из камней сыпались. В домах стёкла вылетели. Показалось: что-то ударило в ногу, потом посмотрел – сапог распорот, осколок ногу разрезал. В медсанбате зашили. Но справку не дали и не зафиксировали ранение.
Домой
Иван Иванович Злобин на месте сидеть не любит, постоянно гуляет со скандинавскими палками
Когда нас расформировали, меня отправили в учебный батальон, там сдал на всесоюзные права, чтобы водить все машины, которые находятся на вооружении. Закончил, отправили служить в миномётный полк, назначили командиром автомобильного отделения 216-й стрелковой дивизии. Демобилизовался в 1948 году.
Дома устроился шофёром на автобазу, работал на уборочной. Потом меня к кузнецу поставили. Хороший был кузнец, многому меня научил. Проработал я на автобазе пять лет, а потом позвали в кузницу на механический завод (Лесхозмаш), работы там было очень много, выпускали столько техники для сельского хозяйства…
На парадном пиджаке Ивана Ивановича разные награды, в том числе – орден Отечественной войны, медаль «За Победу над Германией». А есть среди них один знак, который прошёл с ним через все фронтовые будни – Гвардейский значок, который он выделил отдельно, рассказывая о своей жизни. Да, много у вас переживаний, Иван Иванович, которые живут в памяти и не дают покоя по ночам. Здоровья вам, долгих лет, и пусть ваш оптимизм заражает всех окружающих. С праздником, с Днём Победы!
Подготовила Галина ШИПИЦЫНА
Фото Андрея Зайкова.
На фото. Пять поколений семьи ветерана Ивана Ивановича Злобина.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
