Помни, кто был твой отец

Камышлов – город детства замечательного уральского поэта Константина Реута. В «Литературном четверге» не раз печатались и стихи, и рассказы о жизни поэта. Мы сегодня, накануне дня рождения города, предоставляем вам, дорогие читатели, еще ряд фактов из истории семьи Реутов. О них мы узнали из письма сына Константина Феликсовича.

О бабушке

Итак, читаем письмо Феликса Константиновича. Реут – фамилия польская. Отец поэта Феликс Каземирович происходил из старинного польского рода Гездао-Реутт, родился в Польше (в пределах Российской империи). «Кстати, – пишет сын поэта, – фамилию Реутт (с двумя «т»), я обнаружил и на похоронке отца».

До революции Феликс Каземирович окончил Петровско-Разумовскую сельхозакадемию (сейчас Тимирязевская). Какое-то время служил агрономом в селе Филатовском (сейчас Сухоложский район, до революции село входило в состав Камышловского уезда). Надо полагать, что в Камышлов он приехал как специалист сельского хозяйства.

Жили Реуты по ул. Вокзальной, дом № 3. У Константина был брат Леонид, впоследствии ставший музыкантом. Старожилы помнят его как преподавателя детской музыкальной школы. Была у поэта сестра Маргарита Феликсовна (в замужестве Малькова), тоже по профессии агроном.

Кстати, ее дочь, Казимира Сергеевна Кузнецова, замечательная художница, член Союза художников СССР. А вот что пишет внук о своей бабушке Юлии Васильевне: «Надо со всей определенностью сказать, что бабушка была замечательным, очень незаурядным человеком и сыграла в моей судьбе определяющую роль. Она очень любила отца (младший сын, последыш) и после его гибели перенесла эту любовь на меня.

В 1948 году она решила, что пришла пора меня спасать, и забрала жить к себе в Свердловск. Вот тут я смог оценить ее любовь и, главное тот напор, с которым она добивалась намеченного. Поскольку я был худой и бледный (да еще маленького роста, что усугубляло впечатление), то она принялась меня поднимать — кормила фруктами (как сейчас помню завал яблок под кроватью) и другими полезными продуктами.

Думаю, она понимала, что одной ей меня не поднять, и стала предпринимать титанические усилия, чтобы устроить меня в суворовское училище. А когда на воинской медкомиссии обнаружились проблемы со здоровьем (как результат военных болезней при недостаточном питании), бабушка стала кормить меня сверхкалорийными продуктами и одновременно убеждать командование училища в том, что сына героя войны, известного поэта нужно непременно принять. Начальником училища в то время был генерал-майор Сиязов, он нам на всю жизнь запомнился как отец-командир, понимал, кто мы такие, заботился о нас. Вот он, по всей видимости, понял бабушку и не дал мне пропасть. Только значительно позднее пришло понимание того (скорее, непонимание), как она могла поднять меня, живя на маленькую пенсию по старости…

Это основное о бабушке, хотя рассказывать о ней я могу еще много».

Отец

«Отца я помню мало, так как в год его смерти мне было три года. В памяти осталось немного эпизодов: помню, как носил меня на руках; как делал проектор для демонстрации на стене рисунков и иллюстраций и показывал на стенке дедушку Калинина; как уже после начала войны ходили все вместе на субботник на завод резинотехнических изделий, и я ехал через весь город верхом у него на шее.

Врезалась в память и наша последняя с ним встреча, когда маме в редакции дали огромную машину ЗИС с сигналами в виде фанфар по бокам капота, и мы поехали к нему в Гореловский кордон на Уктусе. Вышел он к нам в форме, виделись мы очень недолго.

О его жизни и работе я знаю в основном из публикаций в газетах и книгах. Родственники говорили, что когда он уходил, написал углем на стене: «Помни, кто был твой отец». Данный завет сначала не представлялся мне основополагающим, но уже в институте, курсе на четвертом пришло понимание того, что живу не сам по себе, а как сын своего отца и внук бабушки, которая положила жизнь для меня. Пришлось все свои действия в последующей жизни рассматривать с точки зрения поддержания чести фамилии и памяти родителей. К счастью, это удалось.

Рассказывали также родственники, будто во время войны к нам домой на Вайнера заходил его сослуживец, рассказывал, что отец подорвался на мине, осталось от него немного – гимнастерка, а в кармане моя фотография. С этим случаем связана некоторая путаница в дате гибели отца. Говорят, что этот сослуживец назвал 2 декабря 1941 года, а в похоронке даты смерти нет, а есть дата написания похоронки (15 июня 1942 года), указано место гибели – деревня Князево, и то, что он захоронен в братской могиле там же. Еще со слов сослуживца можно было понять, что это произошло под Ленинградом. Кстати, нашел газетную вырезку с дневниками корреспондента «Уральского рабочего» Ивана Егармина, в записи от 15 ноября 1941 года (!) написано, что он от товарища услышал о гибели Кости Реута, а похоронка пришла только через полгода. Пытались мы с сыном найти следы отца в компьютерной записи всех участников войны на Поклонной горе и в Интернете на сайтах
mil.ru и podvignaroda.ru – нет никаких следов».

Вспоминает друг

Пусть в наше повествование войдут и эти письма друга Константина Реута заслуженного учителя РСФСР Анатолия Ивановича Александрова. Они дополнят представление о замечательном земляке.

Свердловск, Вайнера, 12, кв. 25, Мальковой М.Ф.

«Уважаемая Маргарита Феликсовна! Узнав у Леонида Феликсовича ваш адрес, осмелился написать вам.

В свое время, работая на строительстве Челябинского тракторного, я хорошо знал вашего брата Константина и смею назвать себя его другом. Правда, сначала 37-й год, а потом война разлучили нас.

Сейчас я поставил перед собой задачу в память о Косте собрать воедино все написанное им, и постараться частично издать у нас в Челябинске, а полный архив передать в Союз писателей в Москву.

Часть материалов я уже собрал – это оба его сборника стихов: «Убеждение», 1934 г. и «Военное сердцебиение», 1963 г., а также все напечатанное в журналах «Штурм». Просматриваю сейчас челябинские газеты того времени, потом примусь за свердловские и камышловские».

*   *   *

«Глубокоуважаемая Маргарита Феликсовна!

Только что получил вашу бандероль. Большое спасибо за то, что доверили мне дорогое вам. Как только переснимут фотографии, верну их вам, как и газеты.

Распечатал пакет, узнал почерк, взглянул на фотографию – и захлестнули воспоминания.

Мы с Костей часто спорили, ссорились, так как оба были остры на язык, оба привыкли верховодить, оба из семьи интеллигентов, оба начинали рабочими и были очень самостоятельными. А еще, чего греха таить, были вспыльчивыми и до болезненности самолюбивыми.

Но, пожалуй, не было в моей юности друга интереснее, ближе, разве что Семен Уланов (тоже поэт), с которым мы несколько лет жили в одной комнате.

Косте было нелегко. На нас ведь, выходцев из интеллигенции, тогда смотрели с некоторым недоверием. Потому, в частности, он и не был в комсомоле, т.к. надо было проходить чуть ли не трехлетний кандидатский стаж, а это его обижало. Но по духу и делам он был истинным комсомольцем.

Он числился инженерно-техническим работником – работал техником-нормировщиком сантехнических работ, пользовался благами ИТР (спец. магазин, спец. столовая и общежитие), но старые инженерные кадры на него смотрели, как в свое время кадровые офицеры на прапорщиков, особенно потому, что он не только писал, но и печатал свои стихи. К нему придирались. А если учесть, что парень был с фантазией, то часто приходилось и расплачиваться. В армии, помню, был такой случай. Две в недели не видел Костю.

– Где пропадал?

– На губе (гауптвахте).

– ??

– Бес попутал.

Он был командиром отделения. В его отделение попали молодые ребята – почти все из одной бригады бетонщиков с крупного строительства. У них были хорошие товарищеские взаимоотношения. Вот Костя утром после подъема выведет их на полянку в лесу (для физзарядки) и командует:

– Отдельное отделение имени Степана Разина, слушай меня. Здорово, орлы-бетонщики!

А они ему хором:

– Расценки малы!

Эту «картину» и увидел однажды комиссар части и, конечно, не понимая ни юмора, ни мальчишества, использовал свои административные права!

Так что жизнь у Кости была веселая, но не легкая. Остер он был на язык, а тупицы и посредственности никогда этого простить ему не могли. И умница он был большой. Например, предвидел войну, на которой погиб. Об этом у него есть стихотворение «Из военной песни»:

И тогда наши ружья разложат в тиши

Под стекло на дубовых столах

В память грозных сражений…

Где теперь, как степная легенда, лежит

Удалой пугачевский булат –

Гость палат оружейных…

Извините за лирику, нахлынуло. Эх, Костя, Костя… Хотелось бы встретить его сына и порассказать об отце. Извините, что своими воспоминаниями растревожил вас».

Материал к печати подготовила  Елена ФЛЯГИНА.