Публика – это вампиры и доноры

Персона

Даниил Крамер о своём концертном опыте, музыкальных вкусах и взглядах на жизнь

Илья ЗЫРЯНОВ

Не секрет, что художественный руководитель «УралТерраДжаза» Даниил Крамер очень охотно общается с публикой, рассуждая на самые разные темы. Во время предыдущего фестиваля он больше часа беседовал с поклонниками в городской библиотеке. Вот лишь некоторые вопросы, которые слушатели задали маэстро.

– Как взрослому человеку без музыкального образования воспитать музыкальный вкус?
– Слушайте для начала классику, проверенный столетием джаз, хороший фолк. Потому что без фолка не существовало бы ни классики, ни джаза. В основе джаза лежит африканская и латиноамериканская народная музыка, соединённая с церковной и светской музыкой из Европы. В основе творчества Моцарта и Баха лежат народные мелодии – немецкие, австрийские, тирольские. Вот что такое фастфуд? Во-первых, это недорогие ингредиенты – в них не вкладывается ничего особо полезного. Во-вторых, он быстро готовится одинаковыми способами. Приведу мой любимый пример. Повар приготовил сосиски из говядины. Свиньи или курицы у него нет, что-то ещё сделать мозгов не хватает, есть только один вид сосиски, но зато в десяти экземплярах. Как вам их продать? Он берёт разные соусы и разного цвета обложки. На одной пишет: эта сосиска продлит вам жизнь на пять лет. А вот эта сосиска сделает ваши волосы шелковистыми и мягкими. Двое из десяти прочитавших это говорят «чушь», а восемь покупают. Это принцип ширпотреба и маркетинга. Примерно так же в шоу-бизнесе. «Сосисок» там штук пять, а вот обложек – пятьсот. Плюсом идут разный свет, типы звука, аранжировок, а принцип один, гармонии одни и те же. Они изобретены классикой, фолком и джазом. Шоу-бизнес берёт самое эффективное, что проверено столетиями, и подаёт это вам.

Когда-то Алла Борисовна спела «Миллион алых роз». Насколько я помню, эта песня была чуть ли не чемпионом по продажам. А теперь, кто не знает, поинтересуйтесь, что такое «золотая секвенция» Генделя, и вы услышите тот же самый мотив. Раймонд Паулс использовал его на сто процентов. Искусство отличается от шоу-бизнеса тем, что оно рискует, идёт на эксперимент, который может быть неуспешным. Опера Кармен, если кто-то знает, была освистана на премьере. Её не приняли. А великий композитор Доницетти умер полусумасшедшим нищим под забором. Где находится могила Моцарта, не знают до сих пор. Я не говорю, что надо повторять их судьбу. Нет. Но они рисковали. И прошу понять правильно моё отношение. Вот я, к примеру, сижу в кресле, которое не является шедевром. Но без него, то есть без ширпотреба, тоже нельзя обойтись.

– Как вы относитесь к творчеству певца Шамана? Это тоже ширпотреб?
– Прошу прощения, но я его ни разу не слышал. У меня слишком много дел, и слишком много того, что я хотел бы послушать, что даёт лично мне вдохновение. У меня в машине, например, все бранденбургские концерты Баха. Причём как джазовый музыкант я считаю его первым джазменом. Каждому своё.

– Сколько времени вы способны вообще не прикасаться к инструменту?
– Я принадлежу к числу так называемых «гофманианцев». Гофман был пианистом, который хорошо умел учить, не прикасаясь к инструменту. Он учил в голове. У меня это получилось само собой, потому что в детстве я очень любил халтурить. Моя мама была пианисткой. Лишь война заставила её бросить музыку. При ней я не мог отлынивать. А вот папе «слон наступил на ухо». Когда он приходил и мне надо было садиться заниматься, я ставил на пюпитр книгу Вальтера Скотта и играл что попало. А папа думал, так и надо. Но это дало своеобразный эффект. Во-первых, мне перестала быть нужна клавиатура. Я играл концерты порой в полной темноте. Не могу сказать, что я равен слепым пианистам – всё-таки могу ляпнуть, бывает. Но всё-таки. С другой стороны, поскольку не нужна клавиатура, я многое делаю в голове: выучиваю ноты, могу мысленно подставить пальцы, сделать аппликатуру. Инструмент мне нужен лишь для того, чтобы закрепить.

– Что вы напеваете, когда играете?
– Сам не знаю. Меня много раз об этом спрашивали. Это всё равно что дышать – я понятия не имею, что делаю, когда играю. Потом слушаю себя на записях и удивляюсь, что я там бормочу? Я пытался это контролировать, но понял, что не могу при этом ничего сыграть.

– Чем вы любите заниматься в свободное время? Хочется ли вам отдохнуть от музыки? Что вас вдохновляет?
– Свободного времени у меня мало, но бывает. На первом месте – семья. Я очень счастлив тем, что она у нас дружная. Не представляю, чтобы я делал, не будь такого тыла за спиной в виде моей жены и дочери. Но бывает, что семья на даче, а я не могу туда поехать. Если нахожусь дома в Новопеределкино и у меня есть пара часов, люблю погулять. У нас сделали прекрасный парк с прудом, и два года назад туда пришли бобры. Кроме этого, у меня есть два хобби. Я увлекаюсь историей древнего мира и возникновения жизни. Это привело меня к осознанию того, что у Вселенной есть творец. И второе моё хобби – это компьютерные игры. Особенно то, что называется RPG – это самостоятельные миры, которые меня уводят от быта и вдохновляют. Ведь что в нашем быте может вдохновлять? Налоги? Политика?

– Быть может, книги?
– У меня всегда с собой в IPad целая лондонская библиотека. Там много книг по изотерике. Я не принадлежу ни к одной из религий, не воцерковлён. Но верую аж до мистики. Теперь я просто знаю, что есть творец.

– Какое ваше самое яркое детское воспоминание?
– Мама линейкой по пальцам ударила за то, что я капризничал и руки неправильно ставил. Ударила дважды. До этого меня недели две уговаривали. Я сильно капризничал, упрямился. В результате схлопотал. А теперь я эту линейку благословляю и готов стоять перед ней на коленях. Потому что неправильно поставленные руки пианиста – это конец его техники.

– Мы обратили внимание, что женщин на концертах всегда больше. Говорит ли это об особой женской душе?
– Человечество устроено так, что мы – половинки друг друга. Женщины более эмоциональны и дополняют сдержанность мужчин, более инициативны и дополняют мужскую осторожность, которая вызвана их охотничьим и военным прошлым, умением и необходимостью соблюдать тишину. У женщин были совсем другие задачи. И сейчас в мире происходит страшный процесс ломки наших генетических особенностей. Женщина не может стать мужчиной и не равна ему. И наоборот.

– Были ли у вас провальные концерты? Или наиболее трудные, когда вы были недовольны собой?
– Наверное, нет на свете музыканта, который бы с этим не сталкивался. Быть не может, чтобы музыкант всегда играл одинаково. Бывают взлёты и падения. Есть даже поговорка: один провал стоит ста успехов. Вы, наша публика, безжалостны. Стоит мне один раз плохо для вас сыграть, и большая часть из вас скажет: ну всё, изыгрался. А другая часть скажет: он нас презирает и не хочет для нас хорошо играть. И только очень маленькая часть скажет: видимо, сегодня у него не было вдохновения. И это будет правда. Оно не бывает всегда и у всех одинаковым. И даже если вдохновение есть, оно тоже одинаковым не бывает. Более того, мой успех у вас во многом зависит от вас же. Однажды попросили меня сыграть с Любой Казарновской концерт в Тольятти. Дуэтом. Оказалось, что это концерт для чиновников: приехал губернатор, какие-то важные персоны из близлежащих областей. Но они не на концерт собрались. И Люба как-то спокойно это дело перенесла, а я после выступления чувствовал себя как после гриппа. Будто меня выпили. Я делю публику на вампиров и доноров. И для меня идеально, когда процентов 70 доноров и процентов 30 вампиров: ты много отдаёшь, но и прилично получаешь. Очень плохо, когда публика – сплошные доноры, я начинаю захлёбываться энергией. Но тогда в Тольятти были сплошные вампиры. Им не нужна была музыка. Они всё из меня высасывали и ничего не давали. Но есть то, что музыканты называют планкой профессионализма. То, чему меня столько лет учили лучшие учителя, потому что тогдашняя советская фортепианная школа была и остаётся лучшей в мире. На концертах, которые я считаю для себя провальными, вы можете даже ничего плохого не заметить. Потому что вы не знаете, как это должно было бы звучать. Вы принимаете продукт, который я сумел дать. И когда у меня удачный концерт, вы тоже принимаете это как должное. Потому что не понимаете, как это могло бы быть без моего вдохновения. Я помню, когда мой преподаватель Евгений Яковлевич Либерман первый раз дал мне третью сонату Прокофьева, она мне жутко не понравилась. Он сказал: ничего, это будет программа «против шёрстки». Научишься играть то, что не любишь, и делать так, будто это цель твоей жизни. Ведь все мы лет так после 10 начинаем носить маски. И с возрастом эти маски всё хуже снимаются с наших лиц. Мы так устроены – это цивилизация. И одна из самых трудных вещей на сцене – снять маску. Я называю это стриптизом души. Когда надо перед тысячами незнакомых людей донага раздеть свою душу и всё показать. И если это удалось, тогда концерт удачный.

Фото Ильи Зырянова.
На фото. Народный артист России Даниил Крамер на встрече с гостями «УралТерраДжаза» в гостиной городской библиотеки. 2024 год.