Заветная тетрадочка

В воспоминаниях Маргариты Дмитриевны Кругляковой (Лаптевой), написанных простыми, идущими от сердца словами, многие узнают и свою собственную судьбу. Она у поколений 30-40-х схожа.А для молодых — это страницы истории, только не из учебника, а из жизни.

Хотите выжить — работайте!
Родилась я накануне войны, в феврале 1940 года, в Аксарихе. Отцу, Лаптеву Дмитрию Васильевичу, в ту пору было 29 лет, а маме, Александре Петровне, 23. До войны она работала секретарем в конторе. В войну возила горючее на лошади в бочках. Бывало, бочка скатится с телеги, а хрупкой маме надо было умудриться закатить ее обратно. После войны стала учетчиком, поля обмеряла специальной саженью, кто сколько вспахал. Потом заведующей на ферме.
А отец работал трактористом, МТМ была в Камышлове. Как объявили войну, механизаторы угнали свои тракторы на станцию, а домой их больше не отпустили. На фронт мой папа ушел на третий день, как началась война. Оборонял Ленинград, дошел до Берлина. А оттуда его по приказу отправили на Дальний Восток, на войну с Японией. Там и погиб, не повидав семьи, 18 августа 1945 года. Я так и не знаю, что такое иметь отца, ведь когда он уходил на войну, мне был год и 4 месяца, а брату Анатолию — 3 года 7 месяцев.
По рассказам мамы, военные годы были очень тяжелыми. Все сдавали государству — молоко, яйцо, шерсть, мясо, порой даже больше, чем имели на подворье. И налоги платили большие. Наши мамы и бабушки, старшие братья и сестры работали сутками, а дома сидели голодные дети. Когда закончилась война, поднималась страна с колен тоже в большинстве своем за счет женщин и подростков. Мужиков-то с войны вернулось мало, да и те калеки.
Мама нам всегда говорила: хотите выжить — работайте. В школу я пошла в шесть лет, на каникулах работала. В нашем колхозе тогда держали коров, телят, овец, кур, гусей, лис и кроликов. За всеми нужен был уход. Мы пасли скот, трудились на прополке. Нам давали специальные обрубленные литовочки, ими мы срубали осот на полях. Точили литовки оселком, бывало, руки ранили. Лекарств не было, мочой, извините, промоем и листом подорожника завяжем — все раны затягивались. Веники березовые ломали, сушили их на сеновале, чтобы зимой овечек кормить, а для кроликов припасали осиновые. Траву везде всю тщательно выкашивали, подбирали, возили на телегах в силосные ямы.
Так вся эта картина и стоит перед глазами, хоть прошло с той поры более 60 лет. Как на покосе стоим мы друг за дружкой, косим, надо не отстать, а силенок-то порой не хватает. Взмах, еще взмах — готова копна, выкосили луг, елань косим. Сено подсохло — гребем в валы — с одной стороны три человека и с другой, чтобы вал побольше был. Запрягаем лошадок и в тут же вырубленные волокуши деревянными вилами накладываем сено. Ребятишки на лошадях верхом везли волокуши к месту, где намечен стог или зарод. Пока не закончат метать, никто домой не уйдет.
Работали дружно, с задором, огоньком, желанием. Не принято тогда было спрашивать, сколько заплатят. Ставили трудодни, а что на них в конце года получишь — бабушка надвое сказала. Но молодость брала свое. В обед старшие прилягут вздремнуть, а мы, молодежь, баловаться начинаем, водой из кружки брызгаться. Весело было! Наработаемся, инвентарь — в телегу, сами пешком идем. А дома хозяйство. Надо помочь управиться, тесто поставить, до света встать, испечь. В магазинах хлеба не было, и денег тоже, на что купишь? В хлебе было больше картошки, чем муки, да еще травы для экономии бабушка добавит, например, лебеды. Наработаешься, все «влет» уходило, и вечное чувство голода донимало. По весне картошку мороженую собирали, бабушка лепешки из неё пекла. Первые цветы — медуница — вместо конфет были.

От технички до доярки
В 1954 году в возрасте 14 лет окончила я семь классов. И на другой день вышла на работу. Взяли техничкой в контору — с этого началась моя трудовая биография. В обязанностях — полы мыть, ножом скоблить и «на посылках» вместо телефона надо было бегать за нужным человеком, чтобы он в контору пришел. Как-то я долго искала заведующую свинофермой, а она как сквозь землю провалилась. Председатель сказал, чтобы без нее не возвращалась. Она, как оказалось, полянку в лесу нашла и копёшку сена для своей коровы накосила. Покосов-то в то время не выделяли. Все шло в колхоз. Для своих коров косили где придется: в лесу, около болот, да и соломой, бывало, кормили по весне. Крыши были закрыты осокой, ее снимали. Какой-никакой, а корм. В такие годы коровы еле на ногах стояли, поднимали их на веревках, выводили на улицу, когда травка чуть покажется. Падеж тогда большой был.
Когда началась уборка, меня перевели на зерносклад. Осенью снова сменила профессию. Скот поставили на стойловое содержание, меня перевели на ферму и доверили 20 голов стельных телок. Хороший у нас был коллектив, все друг друга выручали. Пока мои не растелились, помогала дояркам их коров доить. Когда мои телочки начали телиться (одно время восемь новорожденных на руках было), старые доярки мне помогали, подсказывали, учили.
В колхозе все работали от мала до велика, следуя ленинскому лозунгу «кто не работает, тот не ест». А вот начальство, бывало, этому не следовало. Покажется, разнарядку даст — и был таков, у него оклад. А трактористам, дояркам, скотникам, прочему рабочему люду надо было от зари до зари работать, чтобы свою небольшую зарплату получить. В колхозе чиновниками мы считали троих — председателя, бригадира, счетовода, остальные — рабочие. Работали за трудодни, потом стали давать за перевыполнение плана дояркам — молоко, телятницам — теленка за 100-процентную сохранность. Эту «премию» мы везли в Камышлов продавать. На вырученные деньги, бывало, купишь ситцевое платьишко — и радости нет конца, а уж если штапель на платье взяла, то совсем шик.
Самое дорогое для меня платье было из шифона, который появился позднее. Я свой гардероб на всю жизнь запомнила, а одно, самое любимое, у меня до сих пор хранится. Может, кому-то это и смешным покажется, оно мне как память дорого. Не очень нас жизнь нарядами баловала.

Как я побывала на ВДНХ
Самое памятное событие в моей жизни случилось, когда в 1958 году за честный, добросовестный, безотказный труд меня послали в Москву на Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства.
До этого я даже в Камышлов-то одна не ездила, а тут — в Москву. Во-первых, это почетно, во-вторых, любопытно, а в-третьих, страшно. И денег нет. У нас заведующей на ферме была бывшая осужденная З.В. Тычкова, она дала мне 100 рублей, чтобы я себе что-то купила. Народ меня пугает, советы дает — ни с кем не разговаривать, а то обокрадут.
Я 50 рублей обратно отдала, а на остальные 50, забегая вперед, скажу, что купила в Москве пять ремней, тогда они были в моде — черные, широкие, с блестящей пряжкой. Еще купила газовый платок, голубую комбинацию, две дорожки, да 6 дней питалась на эти же деньги. Покупала прямо на выставке сосиски с булочкой. Даже соскучилась по картошке с солью, молоком и хлебом.
Отправляли меня на ВДНХ так. Приехала за мной машина, я взяла с собой вещички и поехала в Камышлов на вокзал. А оттуда на скором поезде меня отправили прямо в столицу, потому что свердловская делегация другим поездом уехала раньше. Меня мама провожала, она же меня и попутчикам по вагону поручила, чтобы помогли на столичном вокзале определиться, куда следовать. Вот ведь какой народ был хороший, отзывчивый, они меня опекали всю дорогу, особенно молодой человек, звали его Мишей, он к брату в Москву ехал. Там его встретили мама и брат, какое им было дело до меня, но не оставили, довели до места регистрации делегаций, билет на обратную дорогу Миша мне купил. Попрощались, я осталась одна. Женщина-регистраторша говорит: «Поезжай в гостиницу «Восток», отдохни, там тебя устроят».
Я, было, вышла, а народу-то, а машин-то!.. Вспомнились шутливые слова старшего брата: «Вот уедешь, там тебя первой машиной задавит, и дома тебе больше не бывать». Тоже шутник!.. Стало страшно, я обратно — нырк на вокзал. Говорю регистраторше: боюсь, дайте провожатого. Горе со мной, да и только. Через два часа подъехала наша свердловская группа из 16 человек. Вот тогда я ободрилась, куда люди, туда и я.
Разместились в гостинице и поехали на ВДНХ. Даже словами не могу передать свое впечатление — такая красота, как в сказке. У каждой республики свой павильон с достижениями. У меня сохранилась книжечка, в ней все павильоны на открытках запечатлены, смотрю — и не верится, что там была и все это видела.
Впервые в жизни я посмотрела панорамное кино «Широка страна моя родная». Смотришь — и как будто сам участвуешь: на самолете летишь, на корабле плывешь, на поезде едешь. Такая гордость появлялась, что в такой огромной стране живем, где много полей, лесов и рек. Так и подымало запеть «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Хотя, может, так вольно и не дышалось, тяжело жили.
Но послали же меня, 18-летнюю девчонку, из глухой, можно сказать, деревни, поглядеть на такое великолепие. Побывала я в московских магазинах — ГУМе, ЦУМе, они такие огромные, с фонтанами внутри. Вот только в мавзолей Ленина не успела. Мне билет-то попутчики на день раньше купили. Пришлось и обратно ехать не с группой, а одной. Но я уже никого не боялась. Приехала домой живая и невредимая. Впечатлений и воспоминаний осталось на всю оставшуюся жизнь.

Судьбы простое полотно
Дальше побежали дни, как обычно, своим чередом. Работала в колхозе, раньше оттуда не уехать было, не отпускали и паспортов не давали. А как вышло послабление, разрешили уезжать, захотелось романтики. Нас сразу три доярки уволились, уехали в Камышлов. Девчонки устроились на пищекомбинат пряники печь, а я не успела, мест уже не было. Устроилась на железную дорогу. Строили железнодорожные пути зимой, вбивали костыли, выходили на снегоборьбу. Снег, холод нипочем, но все же тяжело, я ростом невысокая и комплекции хрупкой. К весне уволилась, устроилась в доме ребенка по ул. Кирова, рядом с медшколой, поломойкой. Мне это казалось унизительно, по ночам плакала: дома-то на ферме на почете была, на виду, а тут…
Когда перевели на группу за детьми ухаживать — ожила. И денег побольше платить стали. За год я даже справила себе два пальто. Было мне тогда уже 23 года. Вышла замуж и уехала обратно в деревню работать дояркой. Родила двух сыновей. Все, как у всех деревенских: хозяйство, работа. Встать надо было до свету, чтобы успеть всех накормить, а ложилась затемно. С мужем не повезло, пьяницей оказался. Девять лет прожили, не выдержала, сбежала. Надо было бы раньше, да мама уговаривала: «Надо мужа уважать, надо мужу угождать». Старалась, терпела, пока не закончилось терпение. Все опять пришлось начинать с нуля. Благо, в деревне все друг другу помогали. Все научилась делать сама, еще при муже, чтобы сводить концы с концами. Он все пропивал. Одежду детям шила, вязала, шерсть пряла, валенки подшивала, соленья заготовляла. Да что говорить, у кого какая доля! Не все же горько было. В праздники всей деревней собирались, песни пели, плясали под гармошку, шутили — это была какая-то отдушина от забот, обид. Душа радовалась.
Когда исполнилось 40 лет, устроилась работать на склад в МТМ кладовщиком. Когда дела принимала у М.Я. Сбродовой, вижу: она одной рукой детали выдает, другой кусок хлеба держит. Я замечание сделала, что руки надо помыть, а потом кушать. А она: «Каждый раз руки мыть — работать некогда будет». Так потом и оказалось: закрутишься, и правда, некогда, особенно в посевную, покос и уборочную, когда техника ломалась и срочно надо было детали выдавать. Конечно, на складе работать полегче. Но к пенсии все сказалось, давление скачет, особенно мучает тройничный нерв, как заболит, так света белого не видишь, а обезболивающее стоит полторы тысячи. При моей-то пенсии я его так и не выкупила. И так на лекарство тысяча уходит, а надо еще и покушать, и одеться маленько, хотя я малым обхожусь. Так-то вот обошлось государство с теми, кто в послевоенные годы хозяйство, страну поднимал, то есть со сверстниками моими. Да и сейчас труд не в цене. Говорят, молодежь не хочет работать на фермах, на тракторах. А вы подумайте, почему? Это раньше на деревне механизаторы, животноводы уважаемыми людьми были, про них даже кино снимали. Вспомните, «Свинарка и пастух», «Иван Бровкин на целине» и другие. А сейчас? Хотя что я разворчалась. Времена меняются, и страна наша стала другой.
Я вот утешение нахожу в своих детях, хоть одна их растила, выросли не хуже других. Старший Сергей живет в Реже, работает крановщиком, а младший Михаил в Камышлове, у него беспокойная работа — старший мастер на железной дороге, в газете о нем писали. Трудолюбивые, внимательные, что еще надо? У них семьи, свои заботы, и это хорошо, что все ладом идет.
Оглядываясь на свою жизнь, могу сказать: нет, не зря мы жили. Такая история, как у нашей страны, не каждому по плечу, она все время поднималась, оправлялась после войн и разрух, большой ценой это доставалось. Верю, что и сейчас не сломится наш народ, жизнестойкости ему не занимать. Мы вот с сестрой Ниной, когда соберемся, начинаем вспоминать, как жили, про радости-горести. А в конце все равно одно говорим: хорошо, что мы никуда из родных мест не уехали, кто знает, как сложились бы наши судьбы на чужбине. Где мы родились, там и пригодились.

С уважением, Маргарита КРУГЛЯКОВА.

Маргарита Дмитриевна, которая принесла свою заветную тетрадь в редакцию, попыталась описать свою жизнь, и сделала очень большое дело для своей семьи, для следующих поколений. Семейный архив бесценен, он — связующая нить между прошлым и настоящим. Как было бы здорово, чтобы в каждой семье были вот такие заветные тетрадочки. Ничто на земле не проходит бесследно, сохранить документальные свидетельства прошлого очень важно, без этого не будет успешного будущего.
Читая бесхитростные воспоминания, еще раз утверждаешься в мысли, какой жизнестойкий, талантливый, душевный народ живет в наших городах и селах.

К печати подготовила Любовь ГИЛЕВА.