Чепуринские дома

Каждый город имеет свое лицо, свое настроение, а точнее, свой облик, который создается из строений, зеленых насаждений, расположения улиц и многого другого. Для нашего городка характерны были дома двух- и одноэтажные. Объединенные в кварталы деревянными заборами, стоят они и поныне. Правда, не все. Сохранились до сей поры почти в первоначальном своем виде улочки, например, в Барабе, кое-где в центре, по набережной Пышмы. Каждый дом хранит в себе множество тайн. В некоторых живут потомки тех, кто строил эти жилища, ставил заборы, навешивал ставни. А какие-то уже давно дали кров другим людям.

Я люблю старые дома, их светлые окна, открывающиеся створками наружу, резные наличники, аккуратные ставни, ровные бревна срубов, побуревшие от времени. Жаль, что новые хозяева безжалостно изменяют фасады домов. Исчезают рамы, наличники, ставни, на их место вставляются пластиковые; серые срубы покрывают обшивкой, крыши тоже обновляются. Я понимаю — это не дань моде, это необходимость. Люди хотят жить цивилизованно, и они правы. Старинный дом прослужит им еще десятки лет. Просто жаль, просто ностальгия. Но облик старого Камышлова будет жить в сердцах старых людей, в фотографиях, в памяти. И хочется мне сегодня рассказать о домах, расположенных на стрелке, там, где стыкуются две улицы — Свердлова и Куйбышева. Нередко старожилы, желая точнее указать, где происходило то или иное действие, говорили: «На стрелке, у чепуринских домов».
Кто же такие Чепурины и что это за дома такие? На этот вопрос ответила мне в письмах из Москвы наша землячка Маргарита Дмитриевна Болдырева, ныне покойная художница, преподававшая в Московском институте. В нашем музее хранятся ее великолепные акварели, ее печатные труды. И не только в нашем, ее работы разошлись по всей России, есть и за рубежом. Мы об этом в свое время рассказывали, а сейчас — о домах.

Отрывки из писем. «…Я думаю, об этих домах можно написать… Жаль, что не поговорили на эту тему со старым Кошкиным (Павел Петрович Кошкин — краевед), вот он бы вам рассказал. Они с отцом как соберутся, так все вспомнят, что до революции было, что в революцию, что после революции».
Заметим, что отец Маргариты Дмитриевны — один из первых комсомольцев, краевед, один из тех, кто вновь воссоздавал наш краеведческий музей.
«…А так называемые чепуринские дома — это мое детство. В угловом, перед которым до сих пор (1991 год) сохранились клумбы с левкоями, кстати, их всегда садила моя бабушка, я родилась. У прадедушки Степана Степановича Чепурина было семеро детей — четыре сына, три дочери. Сам он из демидовских крепостных. По документам, которые мне довелось видеть, я узнала, что он жил в Екатеринбурге, мещанин. Когда прадед приехал в Камышлов — не знаю. Помню только, что сын его, Галактион Степанович, мой дедушка, рассказывал про знаменитые ирбитские ярмарки, где ему с отцом доводилось быть. Произвело на него глубокое впечатление, как однажды в пьяном разгуле купцы начали швырять деньги на землю, а мальчишки их подбирали.
Прадедушка мой, говорят, был хорошим механиком-машинистом. Второй дом от угла — низкий, длинный, каменный — это кузница. Тогда много кузниц стояло около Сибирского тракта. О Сибирском тракте дедушкин брат, Константин Степанович, писал воспоминания и хотел было отдать в музей. Не знаю, сделал ли он это…».
От себя замечу, похоже, что сделал. Рассказ о том, каким был Сибирский тракт до революции, имеется в музее, но без имени автора. Использован как документ в книге «Уездные столицы» (Екатеринбург, БКИ-2002 г.), глава «Камышлов — город хлебный».
«…Степан Степанович жил в угловом доме, а второй, каменный дом, рядом с низеньким (теперь № 5) построил для своей дочери Лидии Степановны на заработанные ею деньги. Она преподавала в Забайкальске некоторое время, а потом вернулась на Урал. Ценой жесточайшей экономии всем семерым детям дедушка Степан дал хорошее образование. Старший сын его Иван работал телеграфистом в Красноярске, второй — Галактион — окончил коммерческое училище в Екатеринбурге, третий сын — Николай — был известным глазным хирургом в Красноярске, младший Константин учился в гимназии в одном классе с Ф.И. Голиковым. Из трех дочерей две были учительницами — Лидия Степановна и Маринилла Степановна преподавали в школе № 1, а Виовилла Степановна была врачом…

Чуть подробнее расскажу о своем дедушке Галактионе Степановиче. В Камышлов он вернулся перед революцией, а до этого работал бухгалтером на строящейся Сибирской железной дороге, переезжал из одного места в другое. Мама помнит свое детство на берегу Байкала. Вернувшись в Камышлов, дедушка снова работал в бухгалтерии. Он был очень честным и добрым, имел трех дочерей. Моя мама — Галина — самая старшая. Она вышла замуж за папу Дмитрия Болдырева — активного комсомольца 20-х годов. Евгения, средняя дочь, была замужем за Игорем Александровичем Савичем. Он работал зоотехником в Камышловском районе, младшая Маргарита была женой Бориса Александровича Голубкова — бухгалтера «Заготзерно». Дедушка дождался всех трех зятьев с войны, но дядю Игоря здорово изуродовало, тетя Женя нашла его в госпитале. Все три сестры сохранили девичьи фамилии. Евгения Галактионовна Чепурина преподавала историю в школе № 1.
А еще наш дедушка хорошо чертил и рисовал. Чертежи ему заказывали предприятия, этим он немного прирабатывал. Он наследовал угловой дом, там и жил со своей женой Лидией Арсентьевной Чепуриной. Семья была большая, дружная. Все увлекались пением, играли на музыкальных инструментах. Моя мама Галина — на пианино, ее сестра, известная многим камышловцам как учительница, директор школы № 60 Маргарита Галактионовна — на скрипке. Был тогда в городе симфонический оркестр под руководством С.Л. Шаллера (20-е годы ХХ века), так Маргарита в нем была самой юной скрипачкой. Сам дедушка играл на гитаре, а бабушка хорошо пела. Моя мама еще успела попеть в церковном хоре Александровской церкви.
Несколько слов о Шаллере. Когда он умер (год не помню), похоронили его на Константиновском кладбище. И в его память скрипачи исполнили концерт прямо на кладбище — это было трогательно. Кстати, кладбищ в городе было два: одно — на Камизоляторе (УИЗ) и новое — на Константиновке. Старое, когда мы его посещали, вызывало душевный трепет, особенно в пору цветения сирени, да еще когда раздавался звон колокола кладбищенской церкви…

Но вернемся к чепуринским домам. Я уже говорила, что дом старшей дочери Лидии был каменный, а подоконники в нем для прочности были мраморные. Муж Лидии Степановны тоже известен старым камышловцам — это Николай Терентьевич Боднянский (украинец), пел замечательно, обладал великолепным басом, играл в любительских спектаклях, а летом работал затейником в Обуховском доме отдыха. Они воспитали замечательную дочь Надежду. Н.Н. Боднянскую знал весь медицинский Свердловск. Она стала доктором медицинских наук, детским невропатологом, пользовалась большим авторитетом. С моей мамой она училась в школе № 1 в одном классе, были неразлучными подругами. А мама моя была очень красива. Ее даже звали «Сикстинская мадонна». Надежда Николаевна умерла в Свердловске в прошлом году (1990 г.). Институт, где она преподавала, поставил ей памятник. А камышловский невропатолог (детский) Зоя Александровна Скакунова, очень уважаемый в городе человек, была ее ученицей.
Что еще вспомнить о наших домах? Мама рассказывала, как в гражданскую мимо наших домов ехали беженцы. Почему-то ей запомнилась открытая карета со старой-старой барыней. Она бесконечно погоняла возницу: «Скорей, прошу тебя, скорей!». А дорога вся была заполонена телегами, кибитками с людьми, вещами. Куда торопилась барыня, может, детей своих догоняла, может, просто бежала от нового времени. «А по ночам, — рассказывала мама, — и при красных, и при белых шли расстрелы». Бабушка тогда работала. Уйдет, а детям накажет закрыться и никого не впускать. В дом, стоявший на дороге, постоянно стучали, то беженцы, то солдаты. Постучат, а дети кричат: «Мама не велела открывать», — и люди уходили, никто не вламывался. Все-таки народ был совестливый…
А потом пришла новая жизнь, и мы, третье поколение Чепуриных, росли здесь. В детстве играли во всех трех дворах (они сообщались). Я любила залезть на крышу углового дома и смотреть вдаль, здесь же начала рисовать.
Помню тихие летние вечера. Времени хватало на все: на дневники, на чтение хороших стихов — потом я их записывала в тетради. А как хороши были задушевные разговоры с родными. Ходили летом на танцы в железнодорожный сад, где играл духовой оркестр, и его звуки плыли над Камышловом. После 12 можно было пройти без билета…

Посылаю для музея работы
50-60-х годов, зарисовки, сделанные Коромысловым Борисом Ивановичем (муж М.Д. Болдыревой, художник, искусствовед, писатель), когда он приезжал в наш Камышлов. Это уже история. Облик города меняется очень быстро. Жаль только, что с этим уходит очень много неповторимого. Вот бы альбом завести тех памятников (деревянной архитектуры в целом и деталей), которые еще сохранились, но на ладан дышат.
Помню, отец рассказывал, как еще мальчиком служил в лавке и бегал через нынешний стадион «Локомотив». Так земля под ногами колебалась, потому что вместо стадиона здесь было болото. А какая интересная была улица Энгельса от собора до педучилища, это должна быть заповедная зона. А то с болью видишь, как город превращается в казенный, унылый стандарт. Ну ладно бы на окраинах, так нет, центр сносят. Как площадь испортили, взорвав Александровскую церковь, она же была архитектурной осью города. И что взамен? Каменные сараи, которые хоть сегодня сноси — не жаль! Мама моя, уезжая в Москву, прошла по старым улицам до вокзала и сказала: «Камышлов старинный уходит, его почти нет!..».
Так велика ваша задача, камышловцы, сохранить то немногое, что осталось от самобытного города, хотя бы в полотнах художников, в фотографиях. Улицы надо фотографировать, рисовать дом за домом. У вас есть замечательные художники, поэты, вы создали замечательный альманах «Камышловские встречи». Хочется верить, что провинция растит Человека. Отсутствие пустой суеты дает время воспитанию души. Духовные интересы дают нам дополнительные силы жить!»…
На этом я заканчиваю свой рассказ в письмах о чепуринских домах. Только ли о домах?

Елена ФЛЯГИНА.
Фото Андрея ЗАЙКОВА.