Детские годы Пети Иконникова

Далёкое и близкое

Уважаемые читатели, продолжим знакомство с автобиографическим очерком Василия Алексеевича Игнатьева «Детские годы Пети Иконникова».

Очерк в мелких деталях погружает нас в жизнь камышловского духовного училища девятнадцатого века. Ныне это здание занимает хирургическое отделение ЦРБ по улице К. Маркса. Кто хотя бы раз бывал там, возможно, мысленно, попытается представить расположение училищных комнат.

(Продолжение. Начало).

«Среди мальчиков распространялись разные страшные рассказы. Говорили, например, что прежний хозяин здания был фальшивомонетчиком, что по ночам и теперь ещё в подвале здания слышен стук молотков и лай собаки. Много было рассказов о лунатиках. Говорили даже о том, что луна может всякого притянуть к себе. Поэтому было особенно страшно в спальне в зимние лунные ночи, когда блики лунного света на стенах комнаты причудливо отражались сквозь замёрзшее стекло. В комнате была колонна, и за ней особенно было страшно, потому что там был полумрак от слабого света лампы. Ходили слухи даже о том, что спавший за колонной Гриша Козельский уже пытался карабкаться по стене в сторону луны.

Когда Петя учился уже в первом классе и спал в другой комнате, распространён был слух о том, что ночью по потолку комнаты летает рыжая борода. Страх настолько захватывал первоклассников, что с вечера они не засыпали, пока дежурный надзиратель не обойдёт все комнаты, а после этого сдвигали кровати и засыпали, прижавшись друг к другу. Если нужно было сходить в уборную ночью, то, как по взаимному согласию было условлено, один будил ещё двух и компанией направлялись по коридору в неё. Это вызвано было тем, что, как передавали старшие, ночью по коридорам вверху и внизу бегает собака – Цербер. Нашёлся однажды только один смельчак – Кронид Болярский, который пошёл один в уборную среди ночи и поплатился за это жестоко: когда он проходил мимо мраморной лестницы вблизи комнаты надзирателей, сверху по лестнице бежал к нему Цербер… Раздался истошный крик, выскочил из комнаты надзиратель, взял на руки дрожавшего Кронида, принёс в спальню и увидал спящих на сдвинутых кроватях детей. Что же было с Кронидом?

Следствие показало, что четырёхклассники где-то поймали щенка и ночью выпустили его в коридор. Вот отсюда же, от четырёхклассников, шли и все страшные сказки. Случай с Кронидом, однако, потревожил начальство, и с этого времени в коридоре у мраморной лестницы поставлен был на ночное дежурство старик, которому ещё поручено было наливать в бане горячую воду в шайки малышам, а ночью будить и водить в уборную мальчиков, страдавших пороком недержания мочи во сне, которые из-за этого порока изолированы были в особую комнату.

Утром первый звонок давался в шесть часов, потом – в шесть с половиной и в семь – последний. Пете на всю жизнь запомнился в эти же часы гудок на Алафузовской кожевенной фабрике. Его тягучий протяжный звук возбуждал в Пете какую-то безотчётную тоску и уныние. В течение всей своей последующей жизни Петя часто вспоминал об утренних часах на бурсе всякий раз, когда слышал подобный звук, и ему становилось грустно, как когда-то давно, на бурсе.

В восемь часов был утренний чай. На него все направлялись парами из своих классов под надзором надзирателей. Движение начиналось с «приготовишек», к ним примыкал первый класс и дальше шли по порядку. Шествие замыкал четвёртый класс. «Приготовишкам», которые занимали классную комнату на крайнем востоке здания, вследствие того, что по мраморной лестнице нельзя было проходить, выпадала самая длинная дорога в столовую: они проходили весь коридор на запад, спускались вниз по лестнице на нижний этаж, проходили весь коридор внизу на восток и поворачивали налево через комнату с умывальником в столовую.

На всём этом пути была одна опасная точка: у лестницы для спуска вниз был расположен четвёртый класс, место, очень удобное для любителей «задаваться». Был неписаный закон бурсы, по которому старшие, точнее – четырёхклассники, претерпев все перипетии в своём движении к четвёртому классу, получали право задаваться, то есть озорничать над младшими: подставить при ходьбе ногу, ущипнуть, посадить «пучку» (дать щелчок пальцами). Бывали такие артисты, которые «пучки» садили до синяка. На бурсе все опасались согнуть свой корпус прямым углом так, чтобы часть его, предназначенная для сидения, была у вершины угла, потому что такого человека всегда подстерегала «пучка». Поэтому прохождение мимо четвёртого класса связано было с опасностью встретиться с любителем задаваться. Петя имел иммунитет от этого «закона». Летом, перед его отъездом на бурсу, сыграна была свадьба: старший сын диакона А. Игнатьева женился на старшей дочери священника В. Бирюкова, и, таким образом, дети той и другой семьи стали сватами. Петя оказался под покровительством четырёхклассника свата Андрюши Бирюкова. Андрюша имел все данные для того, чтобы пользоваться на бурсе авторитетом, и слово его было веским: он был высокого роста, крепкого сложения, и можно было предполагать, что рука у него не из лёгких. Так вот сват Андрюша при большом стечении бурсаков, указав на Петю, твёрдо сказал: «Если кто к этому мальчику хоть пальцем прикоснётся, то…», и он жестом, который красноречивее всякого слова, показал, что последует за этим. Теперь мы видим Петю в столовой за чаем.

Мальчики по классам садились за длинные столы. Перед каждым из них лежали небольшой кусочек белого хлеба, граммов 50, сахарок и чашка с чаем, разведённым ложкой молока. У стола стоял сторож с кувшином кипятка, чайничком с чаем, миской с молоком и ложкой. Чёрный хлеб стоял на столе. Если кто-либо хотел повторно получить чашку чая, вылезал из-за стола, подходил к сторожу, и тот наливал чай с ложкой молока. Естественно, что в постные дни молока не давалось. Мальчикам иногда казалось, что белый хлеб в форме горбушки больше, чем ломтем, и поэтому некоторые, подходя быстро к столу, выменивали себе у другого горбушку. Что было, то было! Мы нарисовали стандартную картину чая бурсаков и утром, и днём в четыре часа. Отступления от этой нормы были только в престольный праздник – 25 сентября, когда вместо булки давалась частичка пирога с урюком такого же, как и у булки, веса.

По поводу этих пирогов бурсаки острили, что смотритель и эконом прикидывали, что дешевле обойдется: пирог с изюмом или пирог с урюком, и останавливались на урюке, потому что его можно тоньше намазывать на тесто. Для такого острого замечания имелось и основание: слой урюка на пирогах был настолько тонок и прозрачен, что под ним можно было бы прочитать текст, если бы он был подложен под слой урюка.

Уроки начинались в 9 часов. Чем же Петя занимался, если допустить, что к 7 часам он уже привёл себя в порядок и явился в класс? Он повторял уроки, а иногда Петю можно было видеть перед уроками стоящим на коленях в числе других молящихся учеников. Минуем уроки, о чём сказано будет отдельно, и последуем в два часа за Петей в столовую на обед.

Шествие на обед проходит в том же порядке, как и на утренний чай. Обед, как и полагается, центральный пункт питания для всех людей, а, следовательно, и для бурсаков. Говорили, что весь годичный пансион бурсака – питание, общежитие, стирка белья – оценивался в 65 рублей. Если допустить, что время пребывания на бурсе составит в год 9 месяцев, то, следовательно, стоимость содержания за месяц составит 7 рублей 20 копеек. Простой расчёт покажет, что в пределе такой суммы трудно развернуться на «жирный» обед. Среди бурсаков бытовала насчёт обедов традиционная песня с применением латинского языка. В ней, между прочим, говорилось: «Semper горох, quotidie каша, miseria наша». Конечно, в песне есть преувеличение, но есть горькая правда: горох был не всегда, но каша – всегда. Что из себя представляло, например, меню скоромного дня?

Суп с кусочками мяса, гуляш или редко котлеты с огурцом и каша – пшённая или гречневая. Котлеты обычно наполовину состояли из хлеба и были сильно проперчены ввиду сомнительной свежести мяса. Каша преподносилась на тарелке с небольшой ямкой в центре, наполненной топлёным коровьим маслом – в скоромные дни и конопляным зелёным маслом – в постные дни. В постные же дни на первое подавался картофельный суп или горошница, жареный картофель и каша, чередующиеся через день: пшённая и гречневая. Иногда на третье подавали бруснику с сахарной водой. Это был деликатес! Бурсаки крошили в этот состав чёрный хлеб и полученную тюрю с наслаждением «хлебали». На масленице подавали оладьи».

(Продолжение следует)

Ответственный за выпуск Юрий ВАСЬКОВ