Из поколения крепких и сильных

Международный день пожилых людей.

Галина ШИПИЦЫНА.

Три козы вьюнами крутятся, только завидев хозяйку возле загона, одна сразу «ныряет» мордой в карман и громко хрумкает там – знает, где лакомство припасено. Летняя кухня, сезон которой ещё не закрыт. Гора тыкв в сенях. Грядки, отдыхающие от труда. Детские ползунки на верёвке – имущество правнука Жоры. Обычный сельский быт. И хозяйка – лёгкая, хлопотливая, Лия Дмитриевна Овчинникова. Присаживаюсь поближе к тёплому боку русской печки и слушаю рассказ о жизни – длинной и непростой, горькой, с прорывающимися слезами, и счастливой, со смехом и лукавой улыбкой.

– Я замуж вышла очень рано: в 17 лет солдат увёз, – начинается история. – Ни ума, ни разума, ни к чему не приучена. Привёз меня к себе в Краснодарский край из родной Кировской области. В деревне все сразу стали косо смотреть. Невесты в том краю были богатые, а я с чемоданом явилась, и то наполовину пустым. Родителям его я не понравилась, да и жизнь как-то сразу не клеилась, но жили. Сначала Наташа родилась, потом Саша. Терпела, куда деваться…

Женщины всё терпят: бьёт – значит любит, скотины полон двор и работа от зари до зари – значит так надо. Но, видимо, когда-то чаша терпения переполняется. Это была зима 1972-го, морозная, вьюжная. На Кубани снег выпадает редко, зато ветра дуют холодные. Сын уже в первый класс пошёл, дочь была в пятом. Собрала Лия ребят – и уехали в одночасье, в чём были. С собой взяли только сеточку с учебниками 5-го класса для Наташи. Как говорится, в чём пришла, в том и ушла, всё оставив родственникам. Не вышла жизнь в тёплом краю.

Поехала с детьми на Урал, где жила подруга детства, которая звала к себе, если совсем невмоготу станет. Вот и стало.

– Переночевали у неё в общежитии в Свердловске, да поехали к её к тёте, чтобы первое время у неё пожить, – продолжается рассказ. – Так здесь и оказалась, в Заречной. Родня моя кировская, конечно, помогала, но что там, сами концы с концами кое-как сводили. Пошла на работу в совхоз устраиваться, а по деревне быстро новость разлетелась: пьянчужка, мол, какая-то приехала, да ещё с двумя ребятами. Николай Иванович Романенко мне говорит: что ж ты из таких краёв приехала, где яблоки растут. А я ему и отвечаю: так ведь горькие те яблоки…

Готова была за любую работу браться, хоть землю рыть – лишь бы устроиться. Взяли в бригаду птичницей, так и проработала в совхозе всю жизнь, заслужила звание «Ветеран труда».

– Это я сейчас порой задумываюсь: как же это я так? – продолжает Лия Дмитриевна рассказывать. – Среди зимы всё бросить – и дом, и хозяйство. И жизнь надо было заново поднимать! Я себе клялась, что больше никогда замуж не выйду! И надо же было такому случиться: на второй день шла зачем-то в контору, и тут он, красавец, Иван Степанович Овчинников. Ну что тут скажешь, судьба, с первого взгляда. 46 лет с ним прожили, хороший он был, работящий, механизатор отличный, комбайнер, хоть выпить любил и начальство покритиковать, за что и страдал всегда. Но хозяйство нас спасало, не голодали. Родители его тоже вначале не очень хорошо меня приняли, но потом повернулись. Везде ведь одно и то же: ко двору или не ко двору. Алёша у нас родился, зарегистрировались. Долго нам своего жилья не давали, тогда я обратилась к судье Татьяне Петровне Шаламовой, и она очень нам помогла, по её распоряжению дали нам эту квартиру, где и живу с тех пор. Очень я за это ей все годы благодарна. Всё пережили, вынесли, всё равно ведь жизнь хорошая…

…И уже, кажется, заканчивается эта история, которую Лия Дмитриевна рассказала откровенно, без лукавства. Но вдруг взгляд её снова затуманивается, и, смахнув слезу, она продолжает:

– Войну помню…

– Откуда? Вы же в 1941-м только родились…

– Помню. Как мы с братом всё время на русской печи сидели, а за печкой коза жила. Молока у неё не было, кормили старой соломой с крыши, но мы её всё равно сосали. Отец был очень хорошим мастером, кузнецом. И попал в плен в брянских лесах. По деревне сразу стали говорить, что предатель. Когда выдавали муку, маме на нас не дали, раз мы семья предателя. И она, видимо, в сердцах, сказала про меня брату: утопи её, втроём нам не выжить. Он поверил и хотел меня с берега столкнуть. Но не судьба, не утонула. Это я раньше обижалась, а теперь понимаю, как маме тяжело было. Помню, на поля бегали – горох и молодую рожь есть. Карманы набивать нельзя было, а в животе кто проверит?

Посредине деревни росла старая липа, и, начиная с самой ранней весны, мы ели её листья. Старшие ребята залезут, веток наломают, и едим. К середине лета она уже голёхонька была. А осенью, если солнце, она снова нам пускала лист, и опять питались. Скольких она спасла! А однажды старшие дети где-то нашли березняк, в котором была чёрная земля, а не глина, как везде. И эта земля была сладкая. Хорошо помню, что я её ела. А на лето хозяйкам раздавали цыплят на вырост. И давали обрат, на котором птице варили кашу. Так мы же у этих цыплят всю кашу съедали! Так и жили, знали, где, что и как. Выживали, как могли, но ведь выжили!

Идём фотографироваться – с козами, с наседкой, про которую у Лии Дмитриевны своя история:

– Она такая мама, просто я не знаю, курица эта. Дети уже большие, а она всё ещё их оберегает. А ведь курица из ППР, но передалось ей откуда-то материнство. Смотрю на неё – просто природная мама. Сама невзрачная, а такая ответственная…

И в завершение скажу, какая Лия Дмитриевна богатая: у неё пять внуков и уже девять правнуков. И это правда счастье.

Фото Андрея Зайкова.
На фото. Лия Дмитриевна Овчинникова.