Далёкое и близкое
(продолжение, начало)
Сегодня мы продолжаем публиковать очерки уроженки деревни Коровяковой Лидии Васильевны Чертовой. Надеемся, что подробности крестьянского быта, описанные автором, заинтересуют не только сельских жителей, но и всех, кто неравнодушен к истории родных мест. И было бы очень здорово, если бы откликнулись родственники Лидии Васильевны, если они ещё есть, или односельчане. К сожалению, всё меньше и меньше остаётся людей, помнящих описываемое время, тем важнее и бесценнее их воспоминания.
На реке
Пышма в то время казалась многоводной, но вода держалась в ней плотинами мельниц. Под Камышловом была мельница Подмогова на воде, в Погорелке – мельница Надеина. Ниже по течению от Коровяковой, в селе Тёмном, – мельница на паях жителей села. Случалось, прорывало плотину одной из мельниц выше по течению реки. Пышма у нашей деревни высоко заливала свои берега, до предела. Уносило водой плоты, которые строили для набора воды и полоскания белья. Уносило лодки, баты, прикованные к берегу. Уносило телеги, замоченные в реке у плотов с рассохшимися колёсами. Потом это всё вылавливали где-нибудь за деревней. Река становилась грозной, вода в ней мутной. Столько разного сора, досок, палок, соломы стремительно неслось по течению или оседало на берегах.
А было и такое: прорывало плотину мельницы – ниже по течению реки в селе Тёмном. Вода уходила, обнажалось русло реки. Взрослые и дети, кто посмелее, палками разгребали кучи водорослей, собирали рыбу в вёдра из небольших луж и просто с оголившегося дна. Остерегались крупных трепещущихся щук, линей, налимов, окуней. Любовались ракушками, миногами, последних принимали за змей, называли их семидырками, потому что у них на месте жабр семь отверстий. Собирали раков. Крик, шум был на реке, а реки не было. Ушла. Небольшая глубина была под левым берегом, там сохранилась ещё глубокой бороздой вода. Звали это углубление почему-то Пашиной ямой. Утонул ли кто тут с этим именем, или ещё что было, – неизвестно. Потом исправляли плотину, вода в реке прибывала, всё со временем приходило в норму. Строили опять плоты, окапывали столбики для батов и лодок, приковывали их к столбикам. Оставались только воспоминания.
В тёплые летние дни, особенно в субботние или праздничные, людно было на реке. Стук вальков на всех взвозах эхом отзывался по воде. Полоскали, колотили бельё, половики, мешки, полога, моты, холсты и т.д. Выполосканное весили на берегу на изгородь огородов, мокрые холсты расстилали на траву. В песчаном берегу чистили самовары, подносы с кислой гущей из-под кваса, принесённые из дома. Чистили вилки, ножи, кастрюли, тазы, вёдра. Мыли, скоблили ухваты, сковородники, лопаты, что садили в печку хлеб. Мыли собранные в лесу грузди, грибы. Поправившись с делами, в реке мылись сами – и взрослые, и дети. Одевшись, набирали воды в вёдра, собирали с изгороди высохшее бельё и двигались домой. К вечеру, после работы в поле, на реку приводили поить и купать лошадей, мыли их, заводили в глубокое место. Купались и мылись сами коневоды, смывая полевую грязь. Здесь же купались собаки, прибежавшие с хозяином. Они охотно бросались в воду за палочкой, брошенной хозяином, ловили её и несли на берег, встряхиваясь от воды. А люди всё шли и шли, одни с реки, другие – на реку.
Приезжали к нам на реку на лошадях, запряжённых в телеги, со стиркой белья, половиков, пологов и так далее, жители Ожгихи. Разводили костёр на берегу, грели воду, стирали, полоскали, мылись-купались сами. В Ожгихе нет речки, но и им хватало места на берегу нашей Пышмы.
Зимой на реке делали проруби, а к ним – шалаш из соломы или соснового лапника. Загребали снежный барьер около прорубей и в него втыкали сосновый лапник плотной стеной, а ещё лучше – делали шалаш из соломы к прорубям. Узкая длинная прорубь делалась ближе к берегу, это для скотины. Выше по течению от этой проруби и дальше от берега делали круглую широкую прорубь для набора воды в вёдра и бочки. Ниже по течению и дальше от берега находилась прорубь для полоскания белья. Её называли рубашной прорубью.
На Сигате
Против села Тёмного через реку было Хомутинное болото, название такое получило потому, что имело форму хомута. Там кончалась коровяковская поскотина. За Хомутинным болотом была речка Курья, выпадавшая из болотистого Сигата, впадала она в Пышму. Был естественный водный раздел между сёлами Тёмным, Никольским и Коровяковой. За Курьёй и Сигатом начинался никольский бор, за ним – никольские луга. За Курьёй была изгородь никольской поскотины. Здесь не делали ворот для проезда, потому что ездили сюда мало, были лишь задворки. Проедет человек на лошади, разложит несколько жёрдушек и опять их заложит. Через Курью ездили вброд, было мелко. От Курьи в сторону Коровяковой начиналась изгородь коровяковской поскотины, она проходила через Выгороду, Таволожник, поворачивала к Сигату, где начинались коровяковские поля, покосы. Здесь изгородь круто шла на юг и через все коровяковские угодья проходила до Погорельской поскотины. Отгороженный от полей изгородью лес остался лесной частью поскотины. Здесь изгородь образовывала угол. Говорили: «Я нашёл свою корову в углу» или «Мы ходили по ягоды в угол», «Срубали березу в углу».
В жаркие дни летом скотине здесь было приволье: хороший корм на лесных полянках и водопой в тенистых ложочках. Лес в поскотине был разделён жителями деревни на делянки. Каждый в своей делянке мог срубить два-три дерева на хозяйственные надобности. Каждому жителю приходилось городить изгородь поскотины на несколько сажень в длину. А некоторым нужно было делать ворота, если приходилась дорога. Такие ворота называли полевскими. Они были на булдаковской дороге, на ожгихинской дороге, от Коровяковой. Дальше, в полях, свёртком была скатинская дорога – в Скату и Чикунову и на дальние поля и покосы.
Много было грибов, ягод в лесной части поскотины за деревней. Лес был смешанный: сосна, берёза, осина. Кусты черёмухи, боярки, крушины, вереск. В разнотравье лесных полянок росли цветы: подснежник (подстрельник), медунки, фиалки, незабудки, лютики, дикие бессмертники (кошачьи лапки). Важную роль играла изгородь поскотины. Отпустив свободно из ограды на пастьбу скотину, куда бы она ни пошла, нигде не попадёт в поля и не уйдёт в другую деревню, её всегда можно найти на поскотине. И второе: дети ягодники-грибники, заблудившиеся в лесу, дальше изгороди поскотины не уйдут, а по изгороди придут к полевским воротам, если не к тем, так к другим, и по дороге обязательно выйдут в деревню.
Коров, телят, овец, свиней хозяева направляли из ограды по улице на луга под гору, за капустники, где скотина рассеивалась по лугу. Свиньи, овцы редко уходили далеко от деревни со стадом. Особенно в жаркое время свиньи, облюбовав понравившуюся им ложбинку, останавливались за капустником и взрывали участок ложбинки. Полакомившись червячками, личинками, пощипав сочной травки, заваливались в грязную лужу, а после купания в грязи стремились домой к своему корыту, а потом где-нибудь в ямку, под забором или около дома – отдыхать до вечерней кормёжки. Овцы в прохладные дни, нащипавшись травки, полежав, следовали за табуном. А в жаркие дни стремились удалиться от стада в деревню, куда-нибудь в тень от строений или забора. Стояли в холодке, близко прислонясь друг к другу. Могли и ночевать под чужим забором или забежать в чужой двор.
Коровы и телята до полудня проходили весь луг до Хомутинного болота, становились там в воду, если было жарко, и часами стояли. К вечеру двигались по лугу обратно к дому. Если не задерживались у Хомутинного, то забирались в Пышму у капустников и стояли в воде уже у деревни.
Сигат огибал никольский бор, взяв начало где-то в булдаковских полях или дальше. По всей вероятности, Курья и Сигат были когда-то руслом какой-то старой реки. Сигат непроходим. Только в немногих местах можно перебраться через него. Где зимой, а где летом по топи, по кочкам, камышам. У Сигата начинались коровяковские покосы, косили иногда по воде сигатскую осоку. Потом, дав траве немного подвянуть, таскали вилами на релки (на возвышенное место), сушили, стоговали. Сено хорошо поедалось скотиной посоленным при стоговании. Иногда зимой страшно было ехать за сеном к Сигату – выходили волки. Но если волков становилось много, то на них делали облаву. Шли или ехали верхами с верёвками, навязанными на них красными тряпками. Охотники с ружьями занимали соответствующие места, а масса людей с трещётками и криками загоняли волков.
Люди в своей хозяйственной деятельности использовали Сигат. Рубили ольху на дрова, тальник для изгороди и для поделок: плели корзины, короба, рыболовные снасти – мордушки, корзины. Рубили черёмуху для плетения коробов, корзин, рябину – для кузовков и устройства дрожек для ходков. Собирали ягоды: черёмуху сушили и мололи на мельнице на муку, а затем употребляли в пищу. Ягоды калины парили, сушили, делали повидло. Сушёную боярку и черёмуху варили в сусле, как компот. Лакомились морожеными кистями ягод рябины, зимой она теряет горечь. Редко варили варенье из чёрной и красной смородины, чаще сушили эти ягоды, а потом делали из них помакушки и пекли пироги. Собирали хмель. Делали из него дрожжи для теста, варили с ним пиво, бражку к праздникам. Продавали хмель. Вырубленные участки Сигата, где было возможно, расчищали для покоса или поля. Так возникли Выгорода, Таволожник…
Материал подготовила Елена МАКАРИДИНА, сотрудник музея
Фото Андрея Зайкова.
На фото. Коров, телят, овец, свиней хозяева направляли из ограды по улице на луга под гору, за капустники, где скотина рассеивалась по лугу.
© Редакция газеты «Камышловские известия»
