Житейские истории.
Прасковья смотрела на своего внука и хотела отвесить таких тумаков, чтобы помнил силу бабушкиного шлепка всю жизнь, хотела так ударить по заднице, чтобы загорелась огнём. И у Петра появилось бы желание снять штаны и остудить попу в ледяной воде.
В окно увидела, как Петька и Ванька-ушастик подфутболивали буханку хлеба. Один нёс в сумочке, которая порвалась, и хлеб выпал на землю, а другой поддал буханку ногой. Так и начали футболить вместо мячика хлеб своими ногами два сорванца.
Когда Прасковья увидела, что они пинают, словно мячик, то не поверила своим глазам. С диким криком, с воплями старалась побыстрее выбежать из дома, но получился бег на одном месте. Сначала вырвался крик из груди, а потом ком в горле перегородил дорогу словам, и к внуку Прасковья подбежала с широко открытым ртом, хватая воздух, как рыба. С шипением произнесла:
– Это же хлебушек, это же святое, как же так?
Дети остолбенели, увидев, как бабушка опустилась на колени и, поднимая хлеб, заплакала. Прасковья медленно, заплетающимися ногами пошла домой, прижимая хлеб к груди. Дома, увидев, в каком состоянии мама, сын спросил, что случилось. По грязной, растерзанной буханке хлеба ему ясно стало без слов. Молча снял ремень с брюк и вышел на улицу. Прасковья слышала рёв Петра, но не тронулась с места, чтобы защитить его, как делала раньше.
Раскрасневшийся, зарёванный Пётр прибежал домой и быстро скрылся на печке. А сын, размахивая ремнём, сказал, что с сегодняшнего дня Пётр жрать будет без хлеба, щи ли, суп ли, котлеты, которые он уминал по семь штук, молоко или чай: без хлеба, без баранок, без булок, а вечером грозился сходить к родителям ушастика и рассказать, каких славных футболистов они вырастили.
Отец Ивана был комбайнером, тот точно ноги укоротит своему игроку. А дед вообще за буханку хлеба отсидел десять лет в сталинские времена, точно отхлестает, как барин холопа.
Прасковья свежеиспечённую лепёшку перекрестит, поцелует, а потом с улыбкой на глазах, прижимая к своей груди, начинала резать большими пластинами. В магазине редко покупали хлеб, всё время Прасковья и невестка пекли в русской печке. Выпекали сразу несколько больших лепёшек. Душистый, румяный, мягкий хлеб своим ароматом обволакивал все уголки добротной просторной хаты. Этот запах не успевал выветриваться, постоянно щекотал ноздри и будил аппетит, всегда хотелось отрезать поджаристого хлебушка и с молоком умять за милую душу.
Фёдор на самом деле сходил к родителям Ивана. Взял в руки ту буханку хлеба и пошёл. Соседи удивились, увидев такой хлеб на столе. В это время они только что сели ужинать. Увидев Фёдора и хлеб, Иван заёрзал как на раскалённых углях. Но дед его быстро утихомирил, взявшись за его ухо. В двух словах Фёдор объяснил, в чём дело. Не долго думая, дед Митя отрезал от этой буханки большой ломоть и сказал:
– Вот этот хлеб будет есть Иван, пока не съест весь, не говорю, что за день, вот когда весь съест, только тогда прикоснётся к другому хлебушку.
И сам тут же отодвинул нарезанный ранее, а положил вывалянный в грязи хлеб перед самым носом внука.
…Петька утром к хлебу не прикоснулся. Помнил наказ отца и как его любимая бабушка босая опустилась на колени, плача, поднимала хлеб. Ему было стыдно до слёз. Он не знал, как подойти к бабушке, как извиниться.
Прасковья вела себя с внуком отчуждённо, стала его не замечать. Если раньше перед школой носилась с тарелками и кружками, уговаривая поесть, то сейчас поставила кружку молока, каши тарелку и ни кусочка любимого, поджаристого, душистого хлеба.
А Иван вообще шёл в школу и скрипел на зубах песком чуть ли не плача. Просил друга прийти и помочь поесть побыстрее тот выпачканный ими хлеб. На что Пётр ответил, что он не дурак, хватит на заднице от ремня кровяных подтёков.
Вечером Пётр подошёл к бабушке и обнял её. Прасковья как сидела с опущенными руками, так и сидела. Пётр и так, и этак, и про пятёрки, и про задачи, решённые только им, но Прасковья сделалась глухой. Не выдержал Пётр и заплакал.
Он присел на пол перед бабушкой и положил свою голову на её колени, хотел обнять свою любимую, самую добрую, самую нежную свою заступницу. Бабушка натруженными ладонями подняла голову внука и посмотрела в его глаза. Никогда не забудет Пётр того взгляда. Боль, обиду, разочарование и жалость словно на листке бумаги прочитал внук. Усадив внука рядом, тихо попросила выслушать и не хлюпать носом:
– Запомни, мой любимый внучок, есть в жизни очень высокий порог, через который нельзя перешагивать никогда, нигде, и ни с кем. Это – обижать престарелых родителей, издеваться над беззащитной животиной, изменять Родине, ругать и гневить Бога, и не ценить хлеб.
Я когда была ребёнком, да и в войну, да и после неё, проклятущей, об одном мечтала: чтобы хлеба вволю наесться, без мякины, картошки, крапивы, чистого хлебушка, да мечтала самой его испечь, когда захотела и сколько пожелала бы.
Испокон веков встречают молодых или гостей хлебом с солью. Хлеб пнуть, что матери в лицо плюнуть. В войну, бывало, побирушкам отрежешь хлебушка мякинного, а они руки лезут целовать.
А вы его ногами… Ты же большой детина, книги читаешь, а в голове больше соломы, чем мозгов. В войну, Петенька, каждым колоском дорожили, бывало, на коленях у Бога просили погоды для уборки хлеба. Боялись не успеть убрать. Каждое зёрнышко ласкали, каждый пуд муки был на вес золота, а вы – ногой, в грязь. Как вы могли, как только ноги не отсохли?!
Пётр опять от стыда хотел зареветь, но сдержался. В самый разгар беседы пришёл Иван, и его бабушка тоже попросила присесть и послушать. Иван рассказал, что дед сначала чуть ли ему ноги не выдернул, а потом внуку велел присесть и выслушать, что такое хлеб, и какое он заслуживает к себе уважение, как дорожили хлебом и как ценили его.
Иван заплакал и начал просить прощения у бабушки. Сердце не может долго клокотать на внуков, обнимая их, повела к столу пить чай.
Иван сказал, что еле-еле тот хлеб может есть, так как песок скрипит на зубах, а Пётр с сожалением сказал, что ему вообще хлеба не положено.
Но бабушка от краюхи отрезала им по ломтю и сказала, что видит только Бог и она, но они никому не скажут, так что уплетайте. Уплетайте и помните, хлеб – это сила, это божий дар, это достаток. Хлеб всему голова!
От редакции
История эта из интернета. А мы решили её опубликовать, чтобы как можно больше людей, особенно молодых, с ней познакомились. Хлеб на помойке, к сожалению, не редкость сегодня. А если вы познакомитесь с откликами на эту историю, то там есть и такие: детей зачем лупили, что они такого сделали, родители сами виноваты, так воспитали… Иваны мы, родства не помнящие, вот что. Неужели и в самом деле надо пройти через боль, страдания и муки, чтобы научиться ценить то, что имеешь? Как вы думаете?
© Редакция газеты «Камышловские известия»
